Разминёмся, может, навсегда.
— Как звать тебя? — сказал я, наконец, чтобы только не молчать.
Сказал — и сразу же покраснел: мальчик ничего мне не ответил. Своим детским чутьём он, видимо, понял, что слова эти сказаны так себе, лишь бы что-то сказать. Мало того: лицо его потускнело, даже как-то болезненно скривилось. А потом… потом из груди его вырвался крик!..
Много лет уже прошло с того времени, а голос мальчика и сейчас ещё звенит в моих ушах. Это был невольный, от всего сердца крик детской души. В нём была и обида, и разочарование, и надежда, и горький упрёк нам, взрослым и умным людям.
Только два слова было в этом крике:
— Дядя!.. Шапка!..
Но и этого было достаточно, чтобы понять, хоть и с опозданием, всю ту трагедию, что произошла здесь на мосту в этот радостный летний день.
У мальчика на голове была новая шапка, которую он надел, видимо, в первый раз. Хорошая шапка, серая, добротная. Она охватила не только голову мальчика, но и всё тело и душу. Это ведь она причина того, что сегодня такой чудесный день, а я этого не знал. И солнце так щедро светит только для того, чтобы все издалека могли видеть шапку, а я не заметил её и вблизи. Один, всего лишь один шаг оставалось сделать — и вся встреча пошла бы прахом. Могла ли нежная детская душа стерпеть такую несправедливость, такое холодное бездушие?
И она не стерпела…
Я почувствовал себя очень виноватым и бросился исправлять свою вину.
— Ах, какая у тебя замечательная шапка! — крикнул я. — Покажи, покажи!
Глаза мальчика снова засветились радостью.
Я снял с его головы шапку. Она действительно была ещё совсем новая, даже хрустела в руках.
Мальчик глядел на меня благодарными глазами, как на своего избавителя.
— Какой козырёк! И шнурок! И пуговички две! — старался я. — А подкладка какая чудесная! Кто купил?
— Мамка! — с гордостью ответил мальчик.
С несправедливостью было покончено.
И мы оба, снова счастливые, разошлись каждый своей дорогой.
1937 г.
ПУТЕШЕСТВИЕ ВОКРУГ ДОМА
Мама вынесла Ирочку во двор. Здесь, в тихом уголке» уже стояла её коляска. Тут же была горка жёлтого песка, где играли дети, и среди них — старший брат Ирочки, шестилетний Арсенька.
Ирочка уже дремала; мать сразу уложила её, накрыла коляску от солнца марлей и сказала Арсеньке:
— Присматривай за Ирочкой. Слышишь? Мне надо домой.
Арсеньку, занятого постройкой гаража для своей трёхтонки, конечно, не очень интересовало данное ему поручение. Матери он, однако, ответил:
— Слышу.
Мать ушла в дом. Арсенька продолжал строить свой гараж. Ирочка спала. Всё обстояло хорошо, как и вчера и позавчера. Арсенька был спокоен, и мать не тревожилась.
День так и прошёл бы мирно до конца, но, к несчастью, откуда-то вдруг появился большой мохнатый шмель. Как он сюда попал — неизвестно. Рядом были огороды, росли деревья, лопух и другие растения, а он почему-то уткнулся в каменную стену большого трёхэтажного дома, потом пролез под марлю, в коляску Ирочки, и давай там гудеть грубым, страшным голосом.
Такой мохнатый шмель разбудил бы даже маму, не то что Ирочку. Но ей так не хотелось открывать глаза.
Непрошенный гость вёл себя, однако, всё более нагло. То вдруг в одно ухо загудит, то в другое, то даже к носу проберётся.
Ничего не поделаешь, Ирочке пришлось раскрыть свои синие глаза. Тут она и увидела, что над нею кружит что-то огромное, чёрное и косматое. Когда Ирочка раскрыла глаза, шмель, видимо, подумал, что это два синих цветка, и ему захотелось опуститься на них. Ирочка вскрикнула, замахала руками и сдвинула марлю. Шмель тут же исчез. |