Работая над беловым автографом, Тургенев был озабочен тем, чтобы сделать более ощутимыми черты сходства рассказанной им истории с трагедией Шекспира.

15 (27) июня 1870 г. он сообщал Анненкову из Спасского: «… мотивация, внесенная мною в „Короля Лира“, относится к его решению поделить имение; разорение должно быть следствием вспышки и так и осталось». Тургенев не внес в текст повести новых сколько-нибудь значительных мотивировок поступка Харлова, но углубление и развитие характера героя и его дочерей сделало более объяснимым его внезапный порыв к самоотречению, к тому, чтобы испытать, испробовать пределы своей власти и своего влияния на окружающих.

В беловой автограф вписываются: целая глава (IV в окончательном тексте), а затем еще один отрывок (конец XV главы) о смутных философских раздумьях героя, о неосознанном его стремлении к познанию тайн жизни и смерти, о его наивных, темных рассуждениях, в которых своеобразно преломились рационалистические и мистические теории конца XVIII века. Подобно многим другим героям рассказов и повестей Тургенева, написанных в 1860-х годах, Харлов «человек XVIII века». Отсюда его вольнодумство, уживающееся с мистическими толками о тайнах загробной жизни и силе страстей человеческих. Благодаря этим новым элементам характеристики Харлова его отказ от имущества выступает как результат сложных стихийных нравственных исканий, а не как прихоть самодура.

Тургенев разработал, записав на отдельном листе, эпизод, рисующий чтение героем масонского журнала «Покоящийся трудолюбец». Тут же появилось и упоминание о символической картине, изображающей бренность человеческой жизни, — картине, которую хранил Харлов (в библиотеке Спасского была книга Н. М. Амбодика «Емблемы и символы», очевидно, подавшая писателю идею этой картины, — см. с. 492). На вставном листе Тургенев дополнил характеристику Харлова строками об его отношении к религии: «К помощи религии, к молитве он — прибегал редко; он и тут больше надеялся на свой собственный ум» и т. д. (с. 165). На этом этапе работы над повестью появились столь характерные для героя черты, как гордость своим умом, безразличие к официальной религии, антипатия к духовенству и склонность к мистицизму масонского типа. Соответственно здесь в текст повести был внесен и эпизод, рисующий попытку Харлова посоветоваться с Натальей Николаевной относительно поразивших его в статье журнала «Покоящийся трудолюбец» рассуждений (с. 190) и его слова о том, что он «сновидец» (с. 174).

В беловой автограф вносится вместе с тем ряд выражений, как бы отсылающих к «Королю Лиру» Шекспира. Тургенев вводит реплику Харлова: «Поцарствовал, будет с меня» (с. 181), добавляет слова: «…возьму, мол, перебью, перешвыряю всех, чтобы и на семена не осталось» (с. 207–208), — ср. в «Короле Лире» Шекспира: «И разбросай по ветру семена, родящие людей неблагодарных» (перевод А. В. Дружинина); вписывает издевательские обращения Сувенира к Харлову: «Ваше сиятельство, пожалуйте ручку!» (с. 210) и т. д.

Знаменитые слова Лира: «Нет в мире виноватых», которые Тургенев считал моментом наивысшего озарения личности героя Шекспира, нашли свое отражение в повести. Уже в пору создания черновой рукописи текста писатель тщательно разработал важный эпизод — беседу Натальи Николаевны с Харловым, во время которой она добивается ответа на вопрос, как произошло изгнание Харлова и кто повинен в его несчастье, а Харлов утверждает: «…больше всех виноват я сам», — и, отвергая мысль богатой соседки о том, что «вина» его состояла в неосмотрительной щедрости, поясняет: «…не тем я провинился, сударыня, а гордостью. Гордость погубила меня», — и тут же, на полях, Тургенев приписывает: «не хуже царя Навуходоносора» (с.