— Привет! — сказал Яблоков, опуская чемодан на пол. — Сколько лет, сколько зим…

— Да неужели считал? — спросила женщина.

Очень уж как-то зазывно это было сказано, и Яблоков усмехнулся про себя: сексуально озабоченная, что ли?

— Что ты, — сказал он. — Летели — не замечал.

— Чего добился?

— А ты чего? — ответно спросил он. Не нравились ему подобные штучки, когда разговаривали так, будто сами где-то на небесах стояли, будто на небеса вознеслись, и вот оттуда, с небес… Да и что вообще за вопрос — чего добился? — уж «как живешь?» — туда-сюда, а «чего добился»…

Женщина засмеялась.

— Ох, Сашка, — сказала она. — Ну, ты прелесть, воспоминания меня не подводят. Ты помнишь, как ты за мной ухлестывал, а? — Она снова сморщила губы, ожидающе глядя на него.

Яблоков оглядел ее. Как девочка, точно, как девочка… Попытка не пытка, решился он:

— Мужчину воспоминания не кормят. Мужчине топливо нужно постоянное… — Он помолчал, выжидательно глядя ей в глаза, она не отвечала, и он сказал: — Пойдем, посидим у меня? Повспоминаем, — он выделил это слово.

Женщина снова не ответила. Стояла и смотрела на него и все так же морщила, собирала весело гузкой губы.

— Н-ну? — взял ее за руку, привлек к себе Яблоков.

Женщина не отстранилась.

— А телефон у тебя есть? — спросила она затем. Так, будто он пригласил ее позвонить и она шла к нему только из-за звонка.

— Польский, красный, — сказал Яблоков. — Устроит?

— Если красный, то да, — сказала женщина.

Яблоков снова усмехнулся про себя: тертая бабенка.

От метро до его дома было минут десять. Пуржило, секло лицо колким февральским снегом, пустой почти чемодан казался тяжелым, и Яблоков пожалел, что позвал женщину. Так, не очень того желая, да вообще не желая, механически, попытка не пытка… ну, а сейчас что уж делать. Не отсылать же обратно. «А, — решил он, — буду, как без нее. Обидится — черт с ней!..»

Женщина, раздеваясь, с интересом и любопытством оглядывалась, Яблоков не помогал ей, сходил в комнату, на кухню — включил везде свет, повел рукой:

— Располагайся, мадам, где хочешь. Хочешь — пластинки покрути, вон у меня стерео, рядом с баром. А я сегодня устал, как скотина, я в ванну ушел.

Он пробыл в ванной столько, сколько ему требовалось. Налил в ванну воду, сидел, отмокал, потом, не торопясь, стоял под душем, поворачивался грудью, спиной, покряхтывал от удовольствия… минут сорок пробыл. Музыки за дверью никакой не слышалось, и он подумал, что, наверно, ушла.

Но когда, запахнувшись в халат, распаренный, чувствующий блаженство в каждой разогретой косточке, вышел из ванной, застал картину, какой никак не ожидал: журнальный стол в комнате был накрыт, блестели тарелки, блестели лежавшие рядом с тарелками ножи и вилки, на кухне шкворчали сковороды, оттуда тянуло запахом жареного мяса. «Ну, дает!» — изумился Яблоков.

— С легким паром? — Вошла к нему в комнату женщина. И, прежде чем Яблоков успел ей ответить что-либо, сказала: — Выдели мне полотенце, я тоже освежусь. — Он выделил, достав из шкафа, и, уходя, в дверях ванной уже, она приостановилась: — За мясом своим теперь сам следи.