Ярослав Гашек. Повестушки о ражицкой баште
Рыбный сторож, а по-нашему - баштырь, Яреш был моим дедушкой. Давно уж истлели и его кости и кости жены его. Как-то раз я решил зайти в его резиденцию - ражицкую сторожку. Ражицкая башта стояла в живописной долине, по которой бежит речка Бланица, берущая начало у Воднян и Противина. Вокруг тянутся писецкие леса, а в получасе ходьбы от старой башты расположились деревни Путимь, Гержмань и Ражицы. Рядом два пруда: Ражицкий и Прковский. По другую сторону - поля, а за ними, огибая лес, белая дорога. Это один из многочисленных живописных уголков южной Чехии. Теперь башта, где часто бывало так весело, стала домиком лесника; строение полуразвалилось; через окно, заклеенное промасленной бумагой, старый лесник смотрит на плотину, в которой множество глубоких трещин; а за плотиной виднеется пруд, верхняя часть которого превращена теперь в ниву, где батрак, шагая за плугом, выпахивает порой корни водяных трав, некогда шумевших над водной поверхностью и служивших приютом диким уткам. Глядя с плотины на обветшалую сторожку, я вспомнил покойного деда и его рассказы о вечерах, когда все сидели дома и толковали о браконьерах, об управляющем Бегальте и о директоре поместья, о дуплистом дубе на плотине, о батраке Матее и о конце башты.
I. О чем шла речь однажды вечером Вокруг стола сидели ражицкий баштырь Яреш, ржежабинский лесник, да парень из Кестршан и ждали, когда совсем стемнеет. На дворе — осенний ветер, водяные испарения поднимались над прудом и ползли между кронами лесных деревьев на белую дорогу. В окно было видно, как среди тумана из омута возникают болотные огоньки и, поиграв, исчезают в кустах. - Вот и огоньки бродят вокруг, как покойный Ганжль, - промолвил ржежабинский лесник. - Как покойный Ганжль? - переспросил парень из Кестршан, сидевший за столом у самого окна, вглядываясь в осеннюю мглу. - Ну да, покойный Ганжль, - подтвердил ржежабинский лесник и стал рассказывать. - Ганжль был мужик зажиточный - оттуда, из Ражиц. Хозяйство у него было крепкое, но он его все целиком заложил. Больно выпить любил и в картишки баловался. Когда он жив был, в нашем краю три ловких браконьера рыбу воровали! Ну, просто удержу никакого на них не было. Калоус, Шпачик и Шрамек звать. Каждую тропинку знали и воровали ночью, даже в сильный густой туман, и никогда никому не попадутся. Так вот, пошел раз Ганжль на ярмарку в Противин корову продавать. - Не принесешь всю сотню, лучше домой не приходи! - сказала ему жена. Продал Ганжль корову и получил за нее сотню с лишком. Дело было осенью, холод. «Почему бы мне не зайти пропустить рюмочку?» - подумал он. Зашел в трактир и не был бы он Ганжлем, если б первым делом не выпил, а потом за карты. Двадцать золотых проиграл. «Что делать? - думает. - Должен я домой сотню принести, а то жена выгонит». А жена его, надо вам сказать, дошлая была баба. Просидел, стало быть, Ганжль в трактире ночь, следующий день и еще вечер. Все время в карты дулся и в конце концов в кармане у него опять сотня. А на следующий вечер опять все как есть, всю сотню спустил, и когда ему совсем нечем платить стало, его выгнали. Он был пьяный и по дороге домой в пруд свалился. Это его маленько протрезвило, и он, только вошел к себе в дом, говорит жене: - Я в пруд упал. В этом тумане заблудиться легче легкого. Сейчас переоденусь, все тебе расскажу. А вещички-то, голубка, плакали. Ганжлева, опомнившись от неожиданности, строго спрашивает: - Все деньги принес? - Ничего я не принес, - спокойно ответил Ганжль. - О них уж позаботились. - Ах ты, негодяй! - крикнула Ганжлева. Заругалась и хотела вон его выставить. - Жена, не греши, - важно сказал Ганжль. -Я эту сотню в писецком суде в залог оставил. |
