Так нельзя! Это неприлично.
– Хорошо, хорошо. – Олег Викторович улыбается. Грозный папаша Соловьев – совершенно уморительное явление. – Я поговорю.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Баженов нажимает отбой. Супруга не сводит с него вопрошающего любопытного взгляда.
– Стас?
– Ну, разумеется. Ты же слышала.
– Будешь говорить с Витей?
– И не подумаю, – Олег Викторович откладывает в сторону телефон. – Пусть сами решают, как им лучше. Я лезть не буду.
– Но ты же пообещал Стасу…
– Да хоть отстанет на какое-то время.
– Олег, ну он же прав. Не дело это…
– Хочешь – поговори с сыном сама.
– Да не станет он со мной это обсуждать, – вздыхает Евгения Андреевна. – Взрослый мальчик уже.
– Вот и я о чем. Пусть сами решают.
– Но вот мы же так не делали… Чего ждут – непонятно. Любят же друг друга, видно.
– Сейчас иное поколение, – пожимает плечами Баженов-старший. – У них как-то всё по-другому.
Любой мужчина подтвердит – мало что может сравниться по приятности с тем, чтобы проснуться от… минета. Особенно, если ты точно знаешь, где находишься и кто именно рядом с тобой. К тому моменту, когда Вик проснулся окончательно, некоторые части его тела уже жили совершенно самостоятельной жизнью и получали удовольствие. До чего же это приятно!
Прикосновения Нади давно не робкие. Уверенная, жаркая ласка влюбленной женщины. И всё это стремится к совершенно закономерному результату.
– Надя… Надюша… пожалуйста…
Ему до сих пор бывает неловко, когда не получается сдержаться. И в этот раз Вику всё же удается убедить Надю оторваться от увлекательного занятия.
Она скользит вверх по нему, глаза в глаза. Выражение в них одинаковое – одни голубые, другие синие, но одинаково затуманенные, полные желания и томления. Она медленно опускается на него. И синхронный вздох удовольствия вырывается у обоих.
– Да-а-а…
Движения Нади постепенно убыстряются, становятся резче. Руки Виктора скользят беспорядочно по ее бедрам, животу, груди. Глаза прикрыты, губы, наоборот, приоткрыты. Каким чудом он умудряется вспомнить – непонятно.
– Надежда, Надюша, подожди…
Она продолжает двигаться. Пальцы Виктора сжимаются на ее бедрах.
– Постой, пожалуйста… Мы же… Надя! – Он пытается нащупать на тумбочке упаковку с презервативами, вместо этого с грохотом роняет мобильник и еще что-то.
Она наклоняется к нему. И сводящим с ума шепотом выдыхает в ухо:
– Сегодня можно… День безопасный. Вить, я хочу тебя так… безо всего. Так же приятнее…
– О, да-а-а… – Пальцы сильнее сжимаются на ее упругой попе. – А точно можно?
– Точно.
– Ну, держись!
В одно мгновение диспозиция меняется, она под ним, но такое положение дел ни у кого возражения не вызывает. Они прижимаются друг к другу близко, так плотно, что листик не просунешь.
Виктор всегда просыпался раньше ее. И поэтому, обнаружив себя воскресным утром в постели в одиночестве, Вик удивился. Где Надя? Он потягивается. На кухне что-то звякает. А вот это неожиданно…
Надя действительно на кухне. У плиты. На его появление она резко поворачивается, яйцо падает из ее рук.
– Ой!
– Что так, страшно? – Он улыбается.
Она смотрит на него растерянно и молчит. На ее босых ногах желтеет пятно разбившегося яйца. |