Он заморозил порыв. Аккуратно отпустил ножку стола. Сидел некоторое время. Потом, действуя словно заводной робот, нашел брошенный в холле портфель и сложил туда компьютер.

Это стало единственной вещью, прихваченной им из собственного дома.

13

Родственники

Вот так Минаков, в силу российского демографического кризиса начала века, не имеющий братьев и сестер, внезапно обрел целую кучу братьев. Причем чем дальше, тем больше. Ибо этим солнечным деньком две тысячи тридцатого года он и все остальные заключенные военной тюрьмы города Батон‑Руж внезапно были освобождены “племенем” Черные Дети Саванны — военизированной группировкой, включающей в свои ряды две тысячи “братьев”.

Оказывается, в Соединенных Штатах вовсю шла настоящая гражданская война. Вот как изменился мир, покуда бывшие африканские коммандос отсиживались на допросах. Рассказывают — именно рассказывают, а не передают в новостях, — война имеет ярко выраженный расовый характер. Кроме того, как во всякой приличной войне, льются моря крови, число жертв измеряется тысячами, а может, и десятками тысяч. В том, что война имеет расовую направленность, Герман убедился сразу по вскрытии камеры “братьями”. А вот в том, что она имеет кровавый оттенок, уже гораздо позже. Ну а вначале, начав чуть‑чуть разбираться в ситуации, он даже спросил:

— А скажи мне, брат Великий Бенин, что вы сделали с охраной этого заведения, в смысле тюрьмы?

— Брат мой Герман Мина‑а… Извини, не могу пока хорошо выговаривать твое славное имя. Мы их всех отпустили, предоставив транспорт для всех работников. И даже дали им два часа на сборы вещичек и семей. Разумеется, бледнолицым. Нашим черным родственникам мы предложили присоединиться к нам.

— Ага… — кивнул Минаков, размышляя о том, что сам он тоже несколько бледнолицый. — И они согласились, брат Бенин?

— Мой брат Герман, за несколько поколений белая раса этого континента потеряла силу к жизни. От этого все белые стали очень законопослушны и похожи на стадо. Единственное, во что они верят, так в этот самый закон, всегда доселе защищающий их привилегии. Сейчас здесь нет закона. Как ты понимаешь, брат Герман, их закона. И потому они уходят. А может, они надеются, что сюда снова придет много‑много их белых братьев полицейских и с ними их закон. Но здесь они ошибаются. У них нет силы, брат Герман. Их жизненная сила умерла насовсем. Смотри, как много их тут было. Охранники с оружием, с пулеметами и прочим. Смотри, какие здесь толстые стены. Дотронься!

— Да я уж натрогался, брат Великий Бенин, покуда здесь загорал. Так что воздержусь.

— Представь, сколько братьев нам бы пришлось положить, если бы брать эту цитадель приступом. Ведь у нас даже нет пушек, брат Герман Миннак…

— Не мучайся, брат Великий Бенин, потом научишься выговаривать эту фамилию. Говори дальше.

— И вот, имея такие преимущества, они ушли. Ну не слабаки ли? Мы тут даже обнаружили бронированные машины. Теперь они будут наши, брат Герман. Представляешь?

— Нет, брат Бенин.

— Они оставили живыми вас. Да и вообще всех заключенных (ну да не о них речь). А ведь мы шли вас освобождать, правильно?

— Ну да.

— Если бы они вас ликвидировали, то лишили бы наш штурм смысла.

— Наверное, — согласился Герман Минаков, ибо действительно оценил ситуацию с точки зрения войны.

— И вот они ушли, брат Герман, а наши силы удесятерились.

— Не понял, брат Бенин. Вы освободили восемь тысяч негров… Извини, афроамериканцев?

— Не извиняйся, брат. Именно последнее слово теперь отменяется.