Но ястреб исчез, оставив следы магии там, где лежал. Женщина обошлась без помощи Коливара.

Сокол, досадливо вскрикнув, стал подниматься в небо. Воздух вокруг него замерцал, и он скрылся из глаз.

На другом конце света, во время жатвы, внезапно замер среди колосьев один из жнецов.

– Ты чего, Лиам? – спросил его другой.

– Да так, дурнота какая‑то. Накатило и прошло, – сказал жнец и вернулся к работе.

Глава 42

Монастырские луга только что зацвели, и полдюжины монахов в грубых холщовых рясах собирали в корзинки целебные лепестки. Другие, подоткнув длинные рубахи, босиком обходили кусты брызжущего соком гусятника. В теплом воздухе сонно гудели пчелы.

Молодой всадник спешился у главных ворот. Скованность его походки говорила о многих часах утомительной скачки.

– Я ищу того, кто зовется отцом Постоянным, – заявил он первому монаху, который попался ему на глаза. Тот показал на дальний конец поля, где стояло каменное строение.

Приезжий устремился туда со всей быстротой, на которую были способны его затекшие ноги. Многие монахи поглядывали на юношу, дивясь его мрачному виду, но вопросов не задавали, а сам он и не думал ничего объяснять.

Войдя в монастырь, он еще пару раз справился о том, кого искал, и, наконец, попал в келью, где сидел за книгой молодой человек в монашеском платье.

– Это вас называют отцом Постоянным? – осведомился гонец.

– Да, меня. – Монах закрыл книгу. – Что тебе? Гонец, преклонив колено, достал из‑за пазухи помятый свиток и стал читать:

– «Принц Сальватор Аурелий, сын Дантена Аурелия, сие письмо вам шлет королева‑мать Гвинофар Прекрасная. Она с прискорбием извещает вас, что король скончался, а наследник престола разделил его участь. Отныне престол, по закону нашего королевства, переходит к вам. Королева просит вас как священнослужителя совершить погребальный обряд, а затем снять одежды затворника и по праву возглавить империю, взяв под свою руку осиротевший народ».

Гонец скатал свиток. Зазвонили колокола, возвещая об окончании работ и очередной службе. Монах помолчал немного и встал.

– Скажи королеве‑матери, что Сальватор скоро пожалует к ней.

ЭПИЛОГ

Королева‑колдунья покинула своих гостей так, что никто не заметил ее отсутствия. Вино лилось рекой, музыка играла, гости развлекали друг друга весьма озорными историями. Если общество подобрано хорошо, все остальное налаживается само по себе.

От шумного застолья у Сидереи разболелась голова, и ей захотелось побыть в одиночестве. Эти приступы нелюдимости, бывшие прежде редкостью, на склоне дней случались с ней все чаще и чаще.

Наверное, так бывает со всеми, кто знает о своей скорой смерти и понимает, что спасения нет.

Никто, кроме нее, не ведал об этом, никто не заметил в ней перемен. Несколько морщинок, которые теперь некому было разгладить, не бросались в глаза, а сонливость, одолевавшую ее порой, королева скрывала.

Однако разыгрывать гостеприимную хозяйку становилось для нее все труднее. На пирах она боролась с желанием влезть на стол и в крике излить свою злобу на мир, так жестоко над ней подшутивший. И о магистрах не забыть тоже.

Съежившись, будто зимой, в этот летний вечер, она вышла на широкую террасу над гаванью. Сотни лодок покачивались на воде в ожидании утреннего прилива, на причалах, как светлячки, горели фонарики. Королева слышала пьяный смех матросов, льстивые речи женщин – обычные звуки портовой жизни. Утром снова взойдет солнце, купцы примутся за дела, рыбаки выйдут ставить сети, бродячие собаки будут обнюхивать каждого встречного в надежде на подачку.