— Последние! Последние! — загалдел амфитеатр. Глаза кишащих вокруг часов гадов сверлили Теофила. Клубясь в нетерпении, зрители были готовы сорваться с места, чтобы сомкнуть кольцо в центре арены и раздавить пришельца.

— Но часы едва держатся! Они могут упасть! И тогда вновь воцарится равновесие! — воскликнул он, протягивая руки к стеклянной башне. Достаточно одного толчка.

— Ошибаешься! Для равновесия необходимо равное наполнение сторон. Если часы упадут, когда последняя крупица проскользнет в жерло и в чаше добра воцарится абсолютная пустота, ничто не сможет остановить наше время. За этим мы и собрались здесь. Часы будут лежать, обозначая застывшую вечность, вечную пустоту, лишенную тепла. Означая полную власть зла. Ни одна крупинка не сможет переместится в добро. — Алярмус, издевательски выделявший скрипучим голосом слова «добро» и «зло», зашелся в смехе — свист и скрежет вихрем пронеслись под сводом пещеры.

Теофил вскочил, озираясь на гогочущих гадов.

— Если вы победили, если все уже решено, то почему я здесь? Почему вы пугаете меня? Значит… Значит, боитесь сами? Боитесь, что я испорчу ваше представление? Что открою мерзкую ложь? Что расскажу, как много на земле сострадания и любви? Ваши часы лгут! Вы спрятали их в подземелье, что бы скрыть от лучей солнца. Они не могут удержать Свет, потому что здесь царит мрак!

— Часы сами провалились сквозь землю, когда стали слишком тяжелы. Зло потянуло их к нам. Твои собратья были бессильны удержать равновесие — ведь у них теперь нет души. Маленькое врожденное уродство — пометина на руке и скользкая холодная жижа вместо крови. Твое зрение не способно различить такие пустяки. Но ты знаешь, на что способны такие двуногие — руки, душа, кровь — только помеха обитателям Ада. И они избавляются от ненужных придатков, ловко избавляются, черти! Любовь, вера, милосердие — пустой звук, бессмысленное сотрясение воздуха.

— Не правда! Я люблю Тею. Мы будем жить очень долго и наши дети родятся с чистыми руками. С верой и милосердием в теплой крови! — протянув к часам ладони, что есть мочи прокричал Филя. Эхо грянуло под каменными сводами, вспышка озарила его лицо — в горстке иссякающего Света появилась новая искра. — Ага, все правильно, правильно!

— Пустяки, — выдохнул Алярмус и вместе с воющим протяжным звуком в жерло проскочил и погас очередной золотистый шар. — Сущие пустяки эта твоя песчинка. На земле продолжают уничтожать друг друга твои подзащитные, истребляя Свет. Они потеряли свой путь. Оглянись — нас много. Мы все заодно и мы знаем, чего хотим.

— Мы тоже. Мы хотим остаться людьми! Мы… — Теофил схватился за голову, ероша торчащие дыбом волосы. — Я понял! Понял!.. Мы должны прийти все вместе, держа в ладонях свою песчинку! Вместе… Добрые люди…

Хохот тварей сотряс подземелье.

— Знаю! — сжал кулаки Теофил. — «Тот, кто может перевернуть часы, должен вспомнить Живое слово!» — так написано в послании Источника.

Шум затих. В барабанные перепонки врезался тонкий свист. Звук нарастал, превращаясь в шипение. Заметались по сводам зеленые лучи, высекая из камней искры. Скользкие в амфитеатре задвигались, сбивались в клубки.

— Хватайте его! — голос Аляруса тонул в шипении, словно проткнули гигантскую шину.