— Я ела только молоко козы, яблоки, ягоды и разные травы. Дед тоже.

— Теперь будет по-другому. У тебя совсем мало сил, необходимо полноценное питание. Ты ж колбасу даже не пробовала!

— Есть мясо!? Мясо нельзя!

— Совсем не обязательно. Завтра я получу деньги и принесу тебе хорошую пищу.

— Ты продаешь травы?

— Скорее, отраву. Но это сейчас не важно. Важно понять что к чему в одном очень запутанном деле… Я же не придумал, не придумал про фигурки! Мы собирали металлолом и видели… Погоди, я ж храню свой трофей!

Он полез на чердак, минут пять грохотал там досками и наконец вернулся с тяжелым ящиком от немецких патроном полувековой давности. Щелкнув замком, откинул крышку. В свете абажура засверкал сказочными искрами ослепительный клад.

— Ой! Какое богатство! — Тея отпрянула. Потом осторожно подошла и опустилась на пол, протягивая руки к елочным игрушкам. Такой красоты я никогда не видела! Почему они не тают?

— Так делают специальные люди, — Филя повесил на грудь Теи гирлянду зеркально-красных бус. — Нравится? Все теперь твое. А вот погляди, что здесь спрятано на самом дне — в отцовском планшете — это военная сумка так называется. — Филя извлек свои давние трофеи и в изумлении открыл рот. Почему? Какого черта?

Тея увидела фигурку размером с ладонь, словно отлитую из коричневого метала. На ней были видны зазубрины от пилы и прокорябанная гвоздем буква Т.

— Это моя. Мы тогда с Колькой фигурки пометили, что бы никто лишнего не присвоил. А потом забыли… Но эта штуковина откуда взялась!? Не понимаю… — он с опаской расправил на цветастой клеенке продолговатый чехол, на котором отчетливо проступали чешуйки и была вытеснена буква «Н». — Николай, Колька… Только была же фигурка, а теперь как носок. Что случилось, Тея?

— Твоего друга хотят забрать духи.

Теофил долго смотрел на золотистую девушку, скорбно замершую в мутном свете оранжевого абажура. Почти прозрачная, как видение, готовое растаять. Надо крепко зажмуриться, посчитать до десяти, открыть глаза — и ничего не будет — ни гостьи, ни елочных шаров, ни кожаного чехла с Колькиной меткой.

— Ты должен предупредить его, — Тея встала, чтобы смотреть ему прямо в глаза. — Тебе не страшно говорить правду, да?

Филя на секунду задумался и озарился догадкой:

— Теперь не страшно! Помню, как встретил тебя в лесу и ты положила руку на мое плечо. Потом я и в самом деле боялся меньше. Не совсем бесстрашный стал, но даже делал попытки сопротивляться. Девушку одну хотел спасти… И другую, в Америке. Севана старался вытянуть… Это человек хороший, друг. Я должен позвонить ему! Он запутался, ему тяжело.

— Завтра. Ладно? Сегодня полнолуние. Источника нет — ты обнимешь меня. Ты для меня — один. Только рядом с тобой я могу остаться. Могу жить и быть настоящей, теплой, как люди…

«Если в комнате ночь, а на плече покоится её голова…. Покоится, спит, сладко посапывая женщина, дитя, мечта… Если все сложилось именно так в этот миг, как обещала Судьба, не задавай себе вопросов и постарайся остановить время. Не бойся, ничего не бойся — сейчас ты можешь все» — Так говорил я себе, опасаясь пошелохнуться, вздохнуть. И ещё думал — если есть солнце, лето и Тея — то Бог есть, а земной ад — нелепый вымысел умалишенного…

Она прохладная, но горячая и будто плавится. Она невинна, как первый ландыш, но вся моя — совершенно вся! А у меня одно желание — завладеть её сутью, её тайной, её жаром, что бы сберечь и сохранить её… А руки — у неё шесть, десять рук! Я весь в их ласке — мать, любовница, совратительница, колдунья… Я владею сотней наложниц и единственной, которая выросла как цветок на башне.