Серый, мрачный ветреный день соответствовал настроению Джека. Ему хотелось, чтобы выглянуло солнце – согрело кожу и, может, как‑то прогнало озноб из души. Солнечный свет выгонит на улицы людей – может, считая, что он способствует здоровью, что дополнительный ультрафиолет убьет микробы, – но Джек предпочитал пустынные улицы, особенно когда везет домой запас еды. Но даже сейчас он был настороже.

Впереди он увидел знакомое лицо – сосед, кивнув, оказался у него на пути.

– Эй, – с улыбкой сказал он, окидывая взглядом тележку Джека. Он не мог не обратить внимания на «глок». – Для меня что‑нибудь осталось?

– Хватит, – сообщил Джек. – Но вам стоит немного подождать. Внутри сработал камикадзе.

– Вот дьявольщина! – сказал знакомый. – Они уже сами не знают, когда кончать с собой. Им же известно, что мы вакцинированы. Почему они продолжают свои попытки?

– Просто потому, что груда мозгов не означает, что они поумнели.

Собеседнику это не показалось смешным, как и Джеку, но это было лучше, чем обсуждать слухи, что, мол, вакцина не отвечает своему назначению, что она дает сбои по всей стране. Остатки правительства США утверждали, что такие лживые сведения распространяют инфицированные для деморализации еще здоровых, но никто не знал, чему верить.

– Наверно, схожу к магазину и подожду снаружи, пока все не уберут.

Джек помахал ему на прощание и посмотрел вслед. Когда он убедился, что парень не собирается разворачиваться и нападать на него сзади, то снова двинулся к дому. Он знал, что всегда был немного параноиком, но шесть месяцев назад стал носить с собой «глок» в кобуре и с тех пор не беспокоился, что кто‑то решит покуситься на его продукты. Как говорится, ты не параноик, если на тебя пытаются напасть. А ведь пытались. О да, еще как пытались.

По прошествии времени Джек все отчетливей видел, как расползается ткань социальной жизни общества, как она распадается на куски.

Доверие исчезло, потому что любой самый лучший и старый друг, ближайший обожаемый родственник мог оказаться носителем вируса. И мало того что они были инфицированы – это была не их вина, – но менее чем через неделю они становились совершенно иными личностями, одержимыми одним желанием – заразить тебя.

Сострадание стало далеким воспоминанием. Конечно, ты жалеешь жертв вируса – после того как они мертвы.

Джек не знал, что делается в остальной части страны, но тонкое чувство общности, которое существовало в Верхнем Вестсайде, окончательно атрофировалось. Вы могли думать, что где‑то есть и другие способы существования, есть коммуны, где неинфицированные берутся за руки и смыкают ряды против зараженных. Но не в тех случаях, когда вчерашний неинфицированный союзник сегодня становится инфицированным врагом.

Джек прикинул, что окружающая обстановка может распространиться на всю страну. А если она обрела международный характер, то это означает, что весь мир провалился в выгребную яму – старый общественный порядок рассыпается на глазах, уступая место новому миропорядку, который распространяется с геометрической скоростью, – беспощадный, непобедимый, и человечество, не задавая вопросов, как снежный ком летит к единой цели.

Странное смешение чувств владело им в эти дни. Большую часть своей взрослой жизни он провел скрываясь от требований общества, отвергая и проклиная их. Но теперь, когда он очутился среди руин, поймал себя на том, что, несмотря на всю их неприемлемость, он укоренен в них и надеется найти способ как‑то удержаться на краю. Потому что Рой еще более неприемлем, чем тот миропорядок, место которого он старается занять.

О себе не стоит так уж беспокоиться – быть привидением в механизме Роя не сложнее, чем существование в социальном механизме Америки.