— Что ж, monsieur Жильяр, нам нужны образованные люди. Я найду для вас должность при штабе. Вы согласны?

— Oui, mon General!.. Pardonnez-moi, mon Admiral!..

Когда связанного Ленина привели на допрос к какому-то белому полковнику и спросили его имя, он как мог приосанился и сказал важно:

— Я буду гутарить только с генералом Деникиным.

— Что-о? — расхохотался полковник и наотмашь ударил его по лицу рукою в белой перчатке. — А вот я тебя сейчас в расход выведу — не хочешь? Ты кто такой?! Мерзавец!

— Я бачу, господин полковник, у вас хватает гражданского мужества на то, чтобы оскорблять пленного, — сказал Ленин, сплевывая кровь.

— Итак, вы отказываетесь отвечать на вопросы?

— Да пошел ты... — пробормотал Ленин и отвернулся.

— Я прикажу вас выпороть шомполами, и тогда вы заговорите!

— Шиш тебе.

— На выбор: или ты, собака, сейчас же развяжешь язык, или через десять минут будешь поставлен к стенке! Ну?!

Владимир Ильич стоял молча; вся жизнь его в эту минуту проходила пред ним, и он мысленно прощался со всем, что любил и что ненавидел. «Уснуть — и видеть сны, быть может... Какие сны в том смертном сне приснятся? Маруся... Инесса...» И почему-то с особенной болью подумал он о жене, которой никогда не любил...

Но тут вдруг один из офицеров сказал:

— Нет, господа; я чувствую по его речи и осанке, что это человек не простой. Это какая-то важная птица, быть может атаман... Нужно доложить о нем Главнокомандующему: возможно, он заинтересуется.

И Деникин, как ни странно, заинтересовался... Путь до Екатеринодара, где располагался штаб командующего Добровольческой армией, не был для Владимира Ильича слишком тяжел: его бодрость, веселые шутки и карточное мастерство вызвали уважение в конвоирах; ему, в свою очередь, приятно было для разнообразия пообщаться не с малограмотными казаками, а с интеллигентными людьми, знающими толк в довоенных парижских борделях; так что они в общем весьма неплохо проводили время. Вот только Ласточка, бедная, милая Ласточка все стояла у него пред глазами; он вспоминал, как лежала она на земле и, перегнув к нему голову, смотрела на него своим говорящим взглядом, и слезы наворачивались ему на глаза...

Доставив Ленина в Екатеринодар, его умыли, дали ему чистую одежду и повели под конвоем в штаб генерала Деникина. В штабных коридорах царили чистота и порядок, совершенно немыслимые для красных или зеленых; и, хотя белые были враги Ленину, ему против воли были приятны эти порядок, спокойствие и чистота. «Все-таки кадровые вояки — это не то что наши раздолбаи!» Его ввели в кабинет, большой и светлый; в кабинете было два человека: один надменный, высокий, осанистый красавец (это был начштаба Романовский), а в другом — толстом и низеньком, с небольшой бородкой и черными с проседью усами — Владимир Ильич узнал Деникина, которого прежде видел на фотографиях. Ему всегда нравился этот человек, и он не мог сейчас, как ни старался, вызвать в себе хоть каплю ненависти к нему.

— Садитесь, — вежливо сказал Деникин и поглядел на Ленина с любопытством. — У меня такое ощущение, что я вас где-то видел... (Он, конечно же, знал, как выглядит Председатель Совнаркома; но этот оборванный, загорелый, вислоусый казак был так мало похож на него!)

Ленин молчал; Романовский надменно прищурил холодные глаза и постучал папиросой о серебряный портсигар.

— Антон Иванович, мне кажется, мы зря теряем время, — сказал он. — Это же простой мужик.

— На простых мужиках, дорогой мой Иван Павлович, земля русская держится, — ответил ему Деникин. — А все-таки сдается мне, что этот товарищ... или господин, а? — не из простых.