И она попыталась затворить дверь. Плечо Пушкина не пустило.

– Пришел не для того, чтобы сообщить новости, мадам…

– А что же вам еще? Чаю не предложу, извините…

– Хочу обсудить кое-что в связи со свадьбой вашей дочери и господина Курдюмова, – сказал Пушкин, не отводя взгляда от моложавой и красивой женщины, хоть и свахи. – В прошлый раз вы были чем-то взволнованы и клялись, что это сугубо личное дело. Расчет говорит, что вы не станете тревожиться за Астру Федоровну, которая хотела подать и подала объявление Алой Ленты. О чем наверняка вам проболталась Гая Федоровна. Вас не волновало черное платье невесты, которое Вейриоль превратила в звездное небо. Что же тогда? Что такого могла сообщить вам мадам Вейриоль, что привело в панику?

Фекла Маркеловна стиснула губы так, что они превратились в узкую полоску.

– Начнем издалека, матушка Гусыня, – сказал Пушкин. – Ведь это вас наградили таким прозвищем граф и его товарищи. Это у вас Урсегов назначал Авиве Капитоновне встречи, когда еще был жив Федор Козьмич. Это вы устроили для племянницы и ее любовника дом свиданий. И не только для них, полагаю…

Ему ответили презрительной улыбкой.

– Домыслы, господин полицейский, к тому же никому не нужные. Даже если так, что с того? Ну, матушка Гусыня… Мало ли какое прозвище прилипнет…

– Подходим к главному… В буфете у вас хранится набор из двенадцати бокалов. Вы не купили их по случаю, как уверяли. Их подарил Федор Козьмич семнадцать лет назад в качестве отступного… Ведь это вы много лет назад придумали объявление Алой Ленты. Потому что сами им воспользовались и попали в ловушку. Бабанов хотел посвататься к вам, все-таки барышне семнадцать лет. Но при сватовстве узнав ту, с которой вступил в связь за деньги, отказался и женился на вашей племяннице, Авиве. Вам же вместо фамилии Бабанова достался набор драгоценных бокалов.

Мадам Капустина глубоко, как перед прыжком в пропасть, вздохнула.

– Ненавижу, – пробормотала она. – Ненавижу весь род бабановский… Извела бы собственными руками… Федора первым… За ним племянницу мою распрекрасную и ее выводок… Авива украла мою жизнь, мою семью… Это я должна была стать Бабановой, а не тринадцатилетняя девчонка… Вышло наоборот… Пусть теперь сгниют на корню…

– Не сгниют, – ответил Пушкин. – У Бабановых сильная порода. Такая сильная, что дарит отметину, вот здесь. – Он показал на себе. – Бороздка между бровей, какая имеется у вашей дочери. Отчество у нее Ивановна, хотя она дочь Федора Козьмича. Он подарил бокалы с условием, чтобы Матрона никогда не показывалась в его доме… Чем заложил мину для себя…

Выкинув когтистые пальцы, Фекла Капитоновна метила ему в лицо, но промахнулась. Силой инерции она бы упала с крыльца, если бы Пушкин не поймал и не поставил на место.

– Столько лет терпели, так ведите себя достойно в самом конце.

Злобно дыша, Капустина хотела, но не решилась броситься снова.

– Пронюхал, крыса мерзкая, – прошипела она. – И что тебе надо? Чего ты хочешь? Денег? Чего?

– Мадам, придите в себя, – сказал Пушкин. – Ваш секрет, что мадемуазель Матрона – дочь Бабанова, недорого стоит. Если бы не страсть Федора Козьмича, с которой он боролся, но раз в год все-таки позволял себе купить за двести рублей невинную девицу. При помощи объявления Алой Ленты.