— Почему папа такой злой? — спрашивает сестренка после продолжительной паузы.

— Потому что наш папа мудак, — отвечаю, не задумавшись, и тут же жалею об этом.

Ксюшка сразу спрашивает, кто такой мудак, и теперь не отстанет. Она даже про свой страх забывает и про то, что ночь на дворе. Ей теперь непременно надо узнать, что означает слово «мудак». Вот ведь точно: язык мой — враг мой.

— Это очень плохое слово, — отвечаю. — Не надо его говорить.

Но такой ответ, естественно, не удовлетворяет любопытство моей сестры. Она требует более развернутого определения. И все мои уговоры о том, что пора спать, конечно же, не имеют успеха.

— Это значит «очень плохой человек», — объясняю.

Ксюша только недовольно морщится, но принимает это и начинает устраиваться в кровати. Конечно, мне сегодня опять придется спать с ней.

— Ты же знаешь, что никому нельзя рассказывать о том, что сегодня случилось? — спрашиваю на всякий случай.

— Угу, — кивает Ксюша.

Мы желаем друг другу спокойной ночи и засыпаем. Все-таки эта маленькая девочка большая умница. Она понимает все лучше любого взрослого. И лучше любого взрослого умеет хранить секреты. И врать в свои пять умеет уже не хуже меня. Просто у нас с ней есть «официальная версия» для посторонних, и если ее спрашивают в детском саду или еще где-нибудь, она всегда придерживается ее. Даже с Инной Марковной, которой кое-что известно, Ксюша всегда строго придерживается «официальной версии», которую однажды, пару лет назад, придумал я. Это у нас такая игра: мы готовимся стать самыми знаменитыми шпионами. И еще мы, конечно, жутко не хотим в детский дом. Поэтому «официальная версия» — наше спасение. С ней мы привыкли существовать. Она позволяет нам оставаться вместе.

5

Я стою на школьном крыльце. Мало кто отваживается курить прямо здесь, на глазах у проходящих учителей. Все стараются прятаться по близлежащим подъездам и укромным углам. Но мне что-то не особенно страшно, да и в подъездах не очень-то нравится. И конечно, я сразу становлюсь мишенью для нравоучений, негодования и лекций о здоровом образе жизни. Даже не представляю, куда бы они девали все свои «умные речи», если бы не было меня. Первой начинает Валентина Михайловна, учитель алгебры. Причем, у нашего класса она даже ничего не ведет, но пройти мимо молча просто не может.

— Веригин! — осуждающе произносит она. — Ты совсем совесть потерял! Прямо на крыльце уже куришь! Совершенно никакого понятия не осталось!

— Понятия о чем? — спокойно почти без эмоций спрашиваю я.

— О нормальном поведении! — бросает она. — Скорей бы вы уже выпустились! Не дождемся, пока доучим вас! Все нервы вымотали! Не дети, а кровопийцы!

Она еще говорит что-то о том, какое мы отвратительное поколение, о том, что у нас нет никаких идеалов, что мы разрушаем свою жизнь и никого не уважаем. Я даже не смотрю на нее. Да я уже и не слушаю. Ну в самом деле, как будто я сегодня первый раз курю на крыльце! Как будто она первый раз это заметила! И каждый раз одно и то же.

Валентина Михайловна, по-моему, больше остальных ненавидит детей.