– Кай, – кричу я, и новые слезы текут по моему лицу. – Ты не можешь. Мы просто… мы были втянуты в это. У нас были правила.

– К черту твои правила, Миллер! – выпаливает он, расхаживая по коридору, ведущему в его комнату. – Я не прошу тебя любить меня в ответ.

Но я люблю.

– Но я не собираюсь продолжать притворяться. Я знаю, это последнее чего ты хотела, но я не собираюсь извиняться. Ты мой любимый человек, Миллер, и впервые у меня был кто то для меня . У меня был тот, кто заботился обо мне . После столь долгого одиночества у меня наконец то появилась ты.

– Я не заботилась о тебе.

Я отчаянно качаю головой. – Ты был единственным, кто заботился обо мне .

– Ты заботилась о моем сердце, Миллс, а я заботился о твоем.

Тыльной стороной ладони я пытаюсь вытереть лицо, но дурацкие слезы не прекращаются.

– Черт, – выдыхает он. – Я не хотел тебе говорить, потому что знал, что это напугает тебя и заставит сбежать. Но, думаю, это уже не имеет значения, потому что ты все равно завтра уезжаешь.

– Тебе нужна семья, в которой ты мог бы растить своего сына. У меня этого нет, Кай.

Клянусь, я ищу что нибудь, что могло бы отговорить его от его чувств. – У меня есть только я.

– Я хочу только тебя! У нас уже есть семья, Миллер. Мои друзья, команда, твой папа. И ты. Я просто хочу тебя.

– Я не хотела причинять тебе боль, – взвизгиваю я. – Я все время знала, что ухожу, и позволила тебе привязаться. Я позволил себе  привязаться, и теперь я просто еще один человек, который собирается покинуть тебя.

Кай заходит на кухню, опершись руками о столешницу перед собой. Кухня, где прошла большая часть моего лета. Где было создано так много моих любимых воспоминаний.

– Миллер, ты не просто какой – то человек.

Он не смотрит на меня, его внимание приковано к полу, и я ловлю первую слезу, упавшую из под его очков на пол. – Ты поставила меня на первое место, когда я забыл, как это делается. Ты напомнила мне, каково это – быть важным, быть первым выбором. Я знаю, ты хотела чтобы все было легко и отстраненно, но ты, блядь, здесь.

Его пальцы касаются груди, постукивая по ней пару раз, голубые глаза встречаются с моими и полны боли. – Ты везде, и когда ты завтра уедешь, я все равно буду видеть тебя везде. На этой кухне. В комнате Макса. В моей постели. В нас нет ничего простого. Это чертовски неприятно Миллер, знать, что часы отсчитывают секунды до того момента, когда тебя у меня больше не будет, но я бы сделал это снова. Я бы влюбился в тебя еще раз. Я бы снова разбил себе сердце, потому что любовь к тебе была одним из двух величайших сюрпризов в моей жизни.

То, что он сравнивает меня с самым важным человеком в его жизни, заставляет меня запрокинуть голову, пытаясь отдышаться.

Руки Кая сжаты в кулаки на прилавке, плечи опущены, он побежден. Он согнулся в агонии, физическое воплощение того, что я чувствую.

– Если бы я мог… – продолжает он, качая головой. – Я бы преследовал тебя. Я бы проводил каждый день в самолете, чтобы добраться до тебя, даже если бы это означало, что я смогу поцеловать тебя только один раз, прежде чем мне придется лететь обратно в Чикаго. Я бы провел свое межсезонье, живя в отеле или в твоем гребаном фургоне, просто чтобы быть рядом с тобой, но теперь я принимаю решения не только за себя. И из за этого я не хочу, чтобы ты что нибудь говорила. Не говори мне, любишь ли ты меня, и черт возьми, – он выдыхает болезненный смешок. – Пожалуйста, не говори мне, если это не так. Но особенно не обнадеживай меня, потому что, если ты это сделаешь, у меня такое чувство, что я буду гоняться за тобой по всей стране, пока тебя не поймаю.

Не в силах держаться от него на расстоянии, я проскальзываю у него под мышкой, чтобы встретиться с ним грудь в грудь.