— Просто взять деньги и уйти. Какого черта я должен в это ввязываться?

— Я же объяснил… я не могу получить их сам.

— Почему? Какого дьявола? Где они?

— Здесь.

Холмен повернулся. Сесил указывал в сторону Беверли-Хиллз, на филиал банка «Гранд Калифорния».

49

Вырулив в крайний ряд, Сесил подъехал к тротуару и уставился на банк, будто это было восьмое чудо света.

— Марченко и Парсонс спрятали все деньги здесь.

— Вы хотите, чтобы я ограбил банк?

— Они не клали их на счет, тупица. Деньги хранятся в двадцати двух депозитных сейфах — не то что эта мелочевка.

Сесил протянул руку и достал из-под сиденья мешочек, в котором что-то звякнуло. Бросив его Холмену на колени, он снова взялся за телефон.

— Бери ключи, здесь все двадцать два.

Холмен высыпал ключи на ладонь. У каждого на одной стороне было выбито имя «МОСЛЕР» и семизначный номер, а на другой — четырехзначный.

— Так вот что они зарыли на холме.

— Марченко, небось, воображал, что если его поймают, то ключи все равно останутся в целости и сохранности. Кроме того, на них нет эмблемы банка, зато есть клеймо производителя. Один телефонный звонок — и я все узнал.

Холмен смотрел на ключи, горкой лежавшие у него на ладони, и перебирал их, как монеты. Шестнадцать миллионов долларов.

— А теперь ты думаешь, — сказал Сесил, — мол, если у него есть ключи и он знает, где находится сейф, то почему он не пошел и не забрал деньги.

Но Холмен и сам догадался. Любой управляющий любого банка в Лос-Анджелесе тут же узнал бы Сесила как сотрудника банковского отдела. Служащий сопроводил бы его в хранилище, потому что депозитный сейф всегда закрыт на два ключа — один лежит у клиента, другой в банке. Сесилу пришлось бы оставить свою подпись в гроссбухе. Наконец, вынести из здания шестнадцать миллионов можно только в несколько приемов — это при том, что все отлично помнят агента Сесила и каждому точно известно, что он не арендовал в их банке сейф. Сесилу стали бы задавать вопросы. Камеры слежения записали бы его возню с деньгами. Тут ему и крышка.

— Я понял, почему вы не взяли деньги. Представил, сколько могут весить шестнадцать миллионов.

— Могу сказать точно. В фунте четыреста пятьдесят четыре банкноты, причем не важно, какого достоинства — чистая математика Так что шестнадцать миллионов весят минимум тысячу сто сорок два фунта.

Холмен оценивающе взглянул на здание «Гранд Калифорнии» и повернулся к Сесилу. Тот по-прежнему неотрывно смотрел на банк. Холмен мог бы поклясться, что в его глазах появился зеленоватый блеск.

— Вы ходили на разведку?

— Однажды. Открыл наугад сейф три-семь-ноль-один. Взял тринадцать тысяч и больше не возвращался. Страшно.

Сесил нахмурился — всегда неприятно признаваться в слабости.

— Даже грим вонючий себе придумал.

Сесил заразился золотой лихорадкой. Люди в его конторе привыкли говорить о деньгах, прикрываясь ложной романтикой и сравнивая себя со старателями Дикого Запада. Они упивались мечтами о горшочке золота, который в один прекрасный день окажется слишком близко. Постепенно они ни о чем больше не могли думать, мысли о деньгах становились навязчивыми и опустошали их изнутри, пока в жизни не оставалось больше ничего. Ими овладевало отчаяние, которое в конце концов делало их глупцами. Сесил присутствовал при шести налетах первой степени с человеческими жертвами, но видел только деньги. Холмен улыбнулся.

— Чего скалишься? — спросил Сесил.

— Вы же наперед знаете мои мысли.