Конечно же вся эта роскошь появилась в результате благосклонного внимания к своему любимцу Софьи Алексеевны.

Упоминавшийся французский эмиссар в Москве де Невилль писал о князе Голицыне: «Разговаривая со мною по-латыни о делах европейских и о революции в Англии, министр потчевал меня всякими сортами крепких напитков и вин, в то же время говоря мне с величайшей ласковостью, что я могу и не пить их. Этот князь Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии, которую он хотел поднять до уровня остальных держав. Он любит беседовать с иностранцами, не заставляя их пить, да и сам не пьёт водки, а находит удовольствие только в беседе. Не уважая знатных людей по причине их невежества, он чтит только достоинства и осыпает милостями тех, кого считает заслуживающими их».

Повернув остриё русского меча на юг — против татар в Крыму и турок, Голицын вскоре вынужден был взяться и за его рукоять. В начале 1687 года Боярская дума «приговорила: быть князю Василию большим воеводой и Крым зносити», а летом Голицын встал во главе огромной армии и двинулся на юг. На Крым пошло 112 тысяч конницы и пехоты при 350 орудиях.

Перед тем как полки Голицына двинулись в Крымский поход, архимандрит Новоспасского монастыря — поэт и композитор Игнатий Римский-Корсаков выступил перед ними с пламенной проповедью, заявив, что их заступниками в этом походе будут небесные патроны Ивана, Петра и Софьи — Иоанн Предтеча, апостол Пётр и святая София, «еже есть Премудрость Слова Божия».

Надо заметить, что потом, когда почти все придворные, а учёные-монахи были конечно же истыми царедворцами, отвернулись от Софьи, перебежав под победоносный стяг Петра Алексеевича, этот же Игнатий Римский-Корсаков, единственный из всех, сохранил верность поверженной правительнице. Однако об этом — чуть позже.

Засуха, жара, отравленные татарами и турками колодцы на пути огромной армии, а также начавшаяся конская бескормица не позволили Голицыну дойти до Крыма, и он предпочёл возвратиться с половины пути.

Первый Крымский поход окончился так плачевно и из-за поджога степи, в котором повинны были гетман Самойлович и его клевреты. Самойловича сместили не без труда, не без подкупа и крови, а на его место избрали Степана Мазепу.

Сделав серьёзные выводы из постигшей его неудачи, Голицын сразу же по возвращении в Москву стал готовиться ко второму походу на Крым, который был объявлен 18 сентября 1688 года, но начался 17 марта следующего года, ибо подготовка к нему была основательной и серьёзной. В походе участвовало 80 тысяч солдат и рейтар и 32 тысячи стрельцов — уже и по эти цифрам, по соотношению сил тех и других, хорошо видно, как далеко зашла военная реформа Голицына.

В середине мая 1689 года начались бои с татарами, но решительного сражения не произошло, и армия Голицына, дойдя до Перекопа и постояв перед его укреплениями несколько дней, двинулась обратно.

В Москве же с нетерпением ждали известий из армии. И они регулярно поступали в Кремль, но в перемётных сумах гонцов были не только официальные реляции с полей сражений, но и письма совсем иного рода.

В одном из них Софья писала своему любимцу: «Свет мой, братец Васенька, здравствуй, батюшка мой на многие лета... А мне, свет мой, веры не имеется, что ты к нам возвратишься. Тогда веру заимею, как увижу в объятиях своих тебя, света моего. Всегда того прошу, чтобы света моего в радости видеть. По сём здравствуй, свет мой во Христе, на веки несчётные».

А вот и другое письмо: «Свет мой, батюшка, здравствуй на многие лета!.. Радость моя, свет очей моих, мне веры не имеется, сердце моё, что тебя, свет мой, видеть. Велик бы мне день тот был, когда ты, душа моя, ко мне будешь. Если бы мне возможно было, я бы единым днём тебя поставила пред собою. Письма твои вручены Богу, к нам все дошли в целости из-под Перекопу, из Каирки и с Московки.