Николай был вынужден согласиться с Зоей.

– Похоже, что она пережила потрясение.

Сам принц оказался почти таким, каким Николай его представлял, опираясь на данные разведки: молодым, среднего для фьерданца роста. Глаза у него горели, и от всего облика веяло какой-то нервной энергетикой, но этого и стоило ожидать от неопытного лидера, когда ставки были так высоки.

Брум, напротив, казался совершенно спокойным, несмотря на поражение, которое чуть не привело к мятежу среди его собственных бойцов. Для него это был шанс восстановить свою репутацию и снова оказаться у руля. Его окружали дрюскели.

– Притащил с собой своих волчат, – с некоторым удивлением заметил Николай.

– Хочет продемонстрировать, что он все еще вожак, – заявила Зоя. – Должно быть, отбирал их очень тщательно. Просчитанный риск.

– Пожалуй, ему лучше перепроверить свои расчеты. Они все не сводят глаз с моего генерала.

И кто бы стал их за это винить? Сила оживляла гришей. Она их питала, продляла им жизнь. Лицо Зои до сих пор сияло. Локоны обрамляли его густой волной цвета воронова крыла, чуть завиваясь от сырого морского тумана. Броня, которую она носила, казалась не боевым снаряжением, а второй кожей, покрытой блестящими чешуйками. Она выглядела не как гриш или военачальник, да и, в общем-то, не совсем как человек.

«Каких монстров они могут сделать из нас?» – задумался он, когда они с Зоей уселись на свои места, глядя на окружающих их со всех сторон аристократов и дипломатов. Демон и дракон. Николаю, по крайней мере, хватило такта одеться соответствующе моменту.

Появление людей, вошедших следом за Брумом, стало для него ударом под дых. Его отец. Его мать. И человек, которого Николай тут же определил как Вадика Демидова.

– Он – вылитый старый король, – шепнула ему Зоя.

– Какая трагедия для обоих, – заметил в ответ Николай. Но видеть Демидова в сопровождении своих родителей было больно.

Николай давно подозревал, что фьерданцы, скорее всего, решат использовать его мать и отца – точнее, того человека, которого он когда-то считал отцом, – и керчийцы дали им такую возможность. И все же видеть их здесь было для него нелегким испытанием. Через весь зал он мог почувствовать презрение отца, увидеть его в горьких складках обрюзгшего лица. Мать казалась слабой и уставшей, и он невольно задумался, сама ли она согласилась прийти сюда сегодня и свидетельствовать против него или ее заставили. Наверное, это была наивная надежда для непутевого сына, отправившего своих родителей в изгнание. Она боялась встретиться с ним взглядом.

«Неужели здесь все и закончится?»

За последние дни он задавал себе этот вопрос далеко не первый раз. Он оглядел зал, фьерданских делегатов, равкианскую знать, а также керчийских и земенских послов, находящихся в Ос Керво, которые на этой встрече должны были играть роль посредников. Апрат со своими святыми стражами тоже пришел, но не присоединился к фьерданской делегации, а занял позицию на верхней галерее. Лицо священника покрывали ссадины и ушибы.

Николай не знал, на кого может положиться. У него были сторонники среди первых семей Равки, но многие выступали против его реформ. Большая часть знати Западной Равки были бы счастливы, если бы его свергли, особенно если при этом им удалось бы отделиться. Но после предательства фьерданцев и попытки вторжения он надеялся, что друзей среди них у него прибавится. Николай был популярен среди простых людей, но их здесь не было. И их голоса в этом зале веса не имели.

«Не совсем так», – пришла в голову мысль.