Его переполняла удивительная легкость. Сохранит или нет он равкианский трон, казалось несущественным теперь, когда он мог увидеть свою страну и свой народ свободными. Он не был знаком с Демидовым, но тот мог оказаться не самым худшим кандидатом, особенно когда у Зои было достаточно силы, чтобы бороться с влиянием Апрата. Она могла бы исполнять роль советника и при маленьком Ланцове, чтобы тот мог противостоять Фьерде. А еще чтобы помогать ему избегать всяких нелепых и странных ситуаций и поступков. По сути, ее новая роль ничем бы не отличалась от нынешней.

А Николай? Он будет изгнан. Демидов ни за что не разрешит ему стать одним из членов совета. Ему не позволят закончить свои эксперименты в Лазлайоне, так же, как и занимать какие-либо посты в правительстве. Возможно, это подарит ему определенную свободу. Он мог бы вернуться в море. Мог бы снова стать Штурмхондом и объединиться с легендарным Призраком, наводить ужас на работорговцев, стать бичом… чего-нибудь. Все это звучало весьма разумно и даже волнующе, если забыть о том, что ему придется покинуть женщину, сидящую сейчас рядом с ним.

Пол зала приемов тоже был уставлен скамьями, такими же, как наверху. Но никто не садился. Все стояли – земенцы, равкианцы, фьерданцы, керчийцы – под стеклянным куполом, лицом к лицу, словно собирались танцевать.

Земенский посол выступил вперед.

– Обе страны подготовили свой перечень условий для заключения мира. Слово предоставляется Его Светлейшему Королевскому Величеству Николаю Ланцову, королю Равки.

Николаю с лихвой хватило этой помпезности, поэтому в своей речи он решил обойтись без нее.

– Я ознакомился с вашим списком условий, коммандер Брум. Они абсурдны. Думаю, это умышленный шаг, потому что вы не желаете заключать мир.

– А почему мы должны его желать? – парировал Брум. Похоже, он тоже решил не утруждать себя куртуазностью.

– Это было бы весьма разумным решением, учитывая, насколько разгромное поражение вы сегодня потерпели. – Николай повернулся к Зое. – Очень странно. Он знает, что они проиграли?

Брум рубанул воздух рукой, выражая несогласие.

– Битва – еще не война, а я не верю в то, что у Равки хватит сил продолжать эту войну. Если бы это было не так, вы бы использовали свое преимущество, а не соглашались на перемирие.

Увы, это так.

– Неужели вы так жаждете снова увидеть, как проливается кровь?

– Я жажду защитить суверенность Фьерды от ведьм и демонов, а также от тех, кто извращает и разрушает труды Джеля. Мы все стали свидетелями того, как вы превратились в монстра прямо на поле боя.

– Я – одновременно и человек, и монстр. Думаю, вам это тоже хорошо знакомо.

– А это создание, – Брум указал на Зою, – Грозовая ведьма, или каким еще воплощением скверны она стала. Ни у кого не должно быть такой силы.

– Могу поспорить, то же самое говорили о первом человеке, взявшем в руки ружье.

Со скамей донесся ропот. Николаю хотелось надеяться, что одобрительный. «Я не окончательно потерял их». Какие бы сообщения о демонах ни доходили до его соотечественников, король, который стоял сейчас перед ними в начищенных до блеска сапогах и с золочеными эполетами, был до кончиков ногтей цивилизованным правителем.

– Вы можете разглагольствовать сколько угодно, – заявил Брум. – Но от этого не изменится ни то, что у вас почти нет армии, ни то, что перевес на нашей стороне.

– Простите мою бестактность, – вмешался Хайрем Шенк, керчийский посол, который когда-то распивал с князем Крыгиным его великолепное вино, а потом отказал Равке в помощи.