Налили еще.

    – Земля – пухом,– пробормотал Вадим.

    Опрокинули.

    – Поможешь? – спросил Андрей.

    Вадим поставил стакан, зажег папиросу, затянулся.

    – Петьку не воскресишь,– сказал он.

    Ласковин нахмурился, скрипнул зубами, водка жгла его изнутри:

    – Найду. И урою.

    Вадим, не ответив, наполнил стаканы, вытащил из кармана бумажку:

    – Пойди водички купи.

    Андрей сделал вид, что не заметил денег, встал и принес литровый цилиндр «швепса».

    Вадим звякнул своей посудиной о стоящий на столе стакан Ласковина.

    – За тебя.

    Свернув колпачок, глотнул газировки прямо из бутыли, поставил, положил на стол карточку с телефоном.

    – Завтра звони. После обеда.

    Сунув в карман недопитую бутылку, пошел к выходу. Ласковин остался со своей водкой в стакане, «швепсом» и визиткой без имени.

    – За меня! – сказал он сам себе, выплеснул водку в рот и наполнил стакан газировкой.

    Потрепанная местная девушка приземлилась на освободившийся стул.

    – Не угостишь даму, умный мужчина? – попросила без особой надежды.

    Андрей глянул на нее мрачно, двинул вперед «Херши».– Пей! – сказал он. И ушел.

    Глава шестая

    День был бледен, как тень отца Гамлета. Вставать не хотелось. Ласковин, впрочем, с детства любил поспать подольше. Или просто поваляться в постели. Слабость, конечно. Но, как говаривал Вячеслав Михайлович Зимородинский, «без слабостей и человека нет – один монумент». Понимай так: не осталось у тебя слабостей-привязанностей-привычек – значит, скоро помрешь. Обратной силы, к сожалению, правило не имело.

    Наташа, разумеется, уже была на ногах. Андрей выпростал руку из-под тепла одеяла и потрогал ее половину постели. Там уже не осталось Наташиного тепла. Давно встала. Ласковин втянул руку обратно. Как черепаха – лапу под панцирь. Мысленно представил лежащий рядом меч. Меч, который по ночам отделяет их друг от друга. Все, что можно себе позволить,– это взяться за руки. Добровольная жертва. Такая угодна судьбе. Может, поэтому он еще жив?

    Андрей охватил сознанием всю небольшую Наташину квартиру – от одного зарешеченного окна до другого. Теперь это его мир. Его маленький замок. Внутри – люди, которых он должен хранить и оберегать. Кажется, понемногу Ласковин начал осознавать, что имел в виду «двойник», говоря – «мир». Не открывая глаз, не напрягая слуха, Ласковин осязал свое небольшое пространство. Он представлял, как отец Егорий сидит на кухне, в своем углу справа от окна, под резными листьями манстеры. Сидит и молчит, похожий на огромного взъерошенного ворона. «Невермор». И тень старинной решетки на его коленях.

    А Наташа, наверное, стряпает что-то вкусное. Или раскрашивает очередную досочку, или… Мысли Андрея вернулись на полшага назад . К дому-за́мку. К дому-замку́. И потекли параллельно.

    Звук открывающейся входной двери. Ласковин насторожился… и расслабился. Это Наташа. Значит, ее не было на кухне…

    «Блестящее умозаключение»,– подумал Андрей и иронически улыбнулся той, на портрете. Все, подъем.

    Замок он действительно купил и поставил в тот же день.

    Хороший, германский, с отметкой «не дублировать» на каждом ключе, с цепочкой из специальной стали, какую и автогеном не вдруг разрежешь.