Федя и Юра светились от удовольствия. Как же: они лично знакомы с мастером! И еще один праздник: оба сегодня в первый раз допущены к кумитэ. Ласковину ясно было: это – аванс. Так сказать, сувенир для новоиспеченного мастера. И поставил Зимородинский обоих против опытных ребят, «желтых поясов», работавших корректно и вместе с тем давших «молодым» показать себя. Первое кумитэ – ого! Тут нужен успех.

    Работали оба неплохо: реально, относительно чисто. Базовая техника, правда, превалировала. Но о Юре можно было сразу сказать: способный парень. Ухитрился даже вазари заработать на обводящем сюто. Ударчик, конечно, слабенький вышел, не вдруг и заметишь, но движение было начато эффектно и замаскировано как надо. Зимородинский начинающих такому не учил. Должно быть, у старших насмотрелся.

    – Двадцать отжиманий на кулаках, двадцать – на пальцах, тридцать складываний и тридцать приседаний с май-гери,– распорядился Зимородинский и, указав одному из старших учеников: проконтролировать, подошел к Андрею.

    – Надо бы тебе официальную квалификацию устроить,– предложил он.– Я Гурвина попрошу. Или Пака. Обставим торжественно…

    – Слава,– сказал Ласковин.– Некогда в игрушки играть. Мне нужна твоя помощь, Слава!

    – Какая? – спросил сэнсэй, разминая пальцы. На Ласковина он не смотрел.

    – Сить, хать… – хлопая в ладоши, считал поставленный надзирать ученик.– Ку…

    Андрей облизнул вдруг пересохшие губы:

    – Научи меня убивать.

    – Не понял,– произнес Зимородинский, все еще глядя в зал.

    – Я должен научиться убивать,– повторил Андрей.– И ты меня научишь.

    Это была уже не просьба – требование.

    – В смысле? – Зимородинский прекрасно понимал, о чем говорит его ученик. Но еще не настало время ответа.

    – Разве в слове «убивать» – несколько смыслов? – спросил Ласковин.

    Зимородинский покачал головой.

    – Ты можешь сломать кость. Или свернуть шею,– сказал он.– Или пробить череп. Ты можешь задушить или проткнуть горло. Все это приведет к смерти. Ты можешь убивать руками, или нунчаку, или из пистолета, который таскаешь под мышкой,– он усмехнулся.– О чем ты просишь?

    – Я прошу… – Андрей говорил медленно, подыскивая слова,– я говорю об умении убивать, не ломая костей, не кулаком и не пулей. Ты знаешь, о чем я!

    – А ты знаешь?

    Андрей пожал плечами:

    – Думаю, что нет.

    – Но просишь?

    – Ты знаешь! – твердо ответил Ласковин.

    – Я должен подумать,– произнес Зимородинский.– Можешь сказать, что тебя надоумило?

    – Считай, что было озарение,– ответил Андрей.

    – Хорошо,– сказал Вячеслав Михайлович.– Приезжай сюда сегодня в одиннадцать вечера. Я дам ответ.

    «И было ко мне слово Господне: сын человеческий! Были две женщины, дочери одной матери, и блудили они в Египте, блудили в своей молодости; там измяты груди их, и там растлили девственные сосцы их. Имена им: большой – Огола, а сестре ее – Оголива. И были они Моими, и рождали сыновей и дочерей; и именовались: Огола – Самариею, Оголива – Иерусалимом. И стала Огола блудить от Меня и пристрастилась к своим любовникам, к Ассириянам, к соседям своим, одевающимся в ткани яхонтового цвета, к областеначальникам и градоправителям, ко всем красивым юношам, всадникам, ездящим на конях; и расточала блудодеяния свои со всеми отборными из сынов Ассура, и оскверняла себя всеми идолами тех, к кому ни пристращалась; не переставала блудить и с Египтянами, потому что они с нею спали в молодости ее, и растлевали девственные сосцы ее, и изливали на нее похоть свою.