– Вот это мы недодумали! – с досадой проговорил сэнсэй Ласковина.– Бабушке твоей я сообщил по секрету, а ей…
– Я позвоню,– сказал отец Егорий.– Не поздно звонить? – спросил он у Андрея.
– Поздно! – Ласковин скрипнул зубами.– Отец Егорий, пожалуйста, быстрей! Слава, дай ему телефон. И разверни меня наконец!
Зимородинский подал Потмакову трубку. Отец Егорий по памяти набрал номер. Память у него – как японские часы.
Ответа не было.
– Никого,– сказал Игорь Саввович.– А может, спит?
Ласковин рванулся так, что потемнело в глазах.
– Выпутывай меня из этой дряни! – прохрипел он.– Куртка моя цела?
– Цела,– сказал отец Егорий. Голос его стал непривычно тих, но Андрею было не до тонкостей.
– Я поеду туда! – заявил он, пытаясь выдавить из тела нахлынувшую слабость.
– Лучше я съезжу,– возразил Зимородинский, успешно скрывая собственное беспокойство…
– Нет!
– Ладно,– уступил Вячеслав Михайлович.– Будь по-твоему. Отец,– сказал он Потмакову,– разверните его и помогите одеться. А я пойду укрепляющее приготовлю. А не то помрет дорогой – и все старания наши прахом!
Спустя час машина Зимородинского притормаживала у Наташиного дома.
– Подождать вас? – спросил Андреев сэнсэй.– Вдруг нет ее?
– Не надо,– отказался Андрей.– У меня – ключи.
– А сам-то – как?
– В норме! – как можно бодрее произнес Ласковин. Однако, когда он выбрался из машины, пришлось подождать с полминуты, опираясь на дверцу, чтобы прошла слабость.
– Пациенту! – сказал Зимородинский, вручая отцу Егорию литровый термос и запечатанный флакон граммов на двести.– Это,– он указал на термос,– сегодня и завтра. По стакану через восемь часов. А это – по чайной ложке утром натощак.
Андрей медленно пересек тротуар. Кажется, силы понемногу возвращались. Короткая лестница далась ему без особого напряжения.
«Вот я и вернулся»,– подумал Андрей, открывая дверь.
Темная квартира. Ощущение пустоты и… тревоги!
– Наташа! – негромко позвал Ласковин.
Тишина.
Андрей щелкнул выключателем… и увидел одежду, в беспорядке разбросанную по коридору.
Сердце его сжалось от дурного предчувствия. Вновь накатила слабость, но беспокойство было сильнее.
– Наташа! – еще раз позвал Ласковин, уже не рассчитывая на ответ.
Не дожидаясь отца Егория, не потрудившись снять ботинки, Андрей поспешил в комнату.
Темно. И никого.
Ласковин зажег свет. Разобранная постель… и никаких следов девушки.
Вернувшись в коридор, он увидел отца Егория, запирающего дверь.
– Раздевайтесь,– произнес Андрей бесцветным голосом.– И заходите в комнату.
Верхняя одежда Наташи была на вешалке, обувь – тоже. Тапочки? Тапочки он видел в комнате. Записка? Наташа имела обыкновение оставлять ему записки на кухонном столе. Вдруг?
Андрей прошел по коридору, задержался на секунду там, где от него ответвлялся «аппендикс», в конце которого – ванная и туалет, прислушался… Ничего. |