— Так к следаку поехали, — предложил Виригин. Может, удастся обойтись без контакта со своими бывшими коллегами.

— Туда успеем. Сначала своим позвони, выясни, кто Брилевым занимался. Мы бы тогда подскочили.

Начинается…

— Слушай, Борь, мне как-то неловко, — растерянно сказал Максим, — у своих «пробивать»…

— Ты чего? — нахмурился адвокат. — Это же твой ресурс. Прямой путь к результату! Брось ты эти условности. Мы что, у них хлеб воруем?

Виригин с неохотой подошел к телефону, с большой неохотой… Но что делать? Прямо сейчас уволиться — сию секунду? Сказать: понял, что не мое? Детский сад какой-то… Виригин набрал номер. Ответил Любимов.

— Жора? Привет. Это Макс… Ну, а вдруг уже забыл мой голос. Слушай, Брилевым по Центральному вы занимались?.. Да, в Летнем саду… Ты на месте будешь? Мы подъехать хотели. Есть вопросы… Ну, тогда до встречи… — Он положил трубку. — Ждут нас, Боря. Можно ехать.

— Ну и идем, чего время терять. — Мыльников встал. Настрой у него был решительный.

Виригин критически глянул на перстень-печатку Мыльникова. Этого мужики точно не оценят.

— Борь, ты бы перстень снял.

— Разумно. Молодец, Максим!

Мыльников снял с пальца вызывающий перстень, сунул его в ящик стола. Добавил:

— И портфель белый — пафосно слишком. Тоже оставлю.

Виригин с грустью подумал о своем костюме. Тут уж ничего не поделаешь. Или?..

— Пиджак сними, да и все, — прочел его мысли Мыльников. — В рубашке нормально. Ну, мы с тобой прямо как артисты. Смешно!

Максим, однако, ничего смешного в этом маскараде не видел. Непривычное дело: для разных людей по-разному одеваться. Неужели ему всерьез придется осваивать эту хитрую науку? В сорок-то пять лет…

Опытный опер Любимов, шельмец, брюки дорогие на Виригине разглядел. Посмотрел, оценил, подивился. Ничего не сказал. Виригину стало неловко. Он и так ощущал себя не в своей тарелке, а тут вообще… Он отвернулся, уткнулся в график дежурств, где больше не было его фамилии. И не будет. Мыльников вытащил из пакета бутылку хорошего коньяка.

«Слишком дорогой, — подумал Виригин. — Нужно было выйти с ним в магазин и проконтролировать. Этот — слишком дорогой. Прокололся Борис…»

— У нас рабочее время, — Рогов кивнул на часы, — в самом разгаре…

— Ну, потом выпьете… — улыбнулся Мыльников. — За наше с Максимом здоровье.

Виригин сделал над собой усилие и тоже улыбнулся.

Разговор не клеился.

Ребята не слишком были настроены делиться с адвокатурой подробностями следствия. Какого черта? На три буквы из вежливости и уважения к Максиму не посылали, но и беседу особо не поддерживали.

— Он что же, вот так взял сам и признался? — вкрадчиво подкатывал к Любимову Мыльников. — Что-то вы, мужики, темните.

«И фамилия у Борьки — Мыльников, — с неожиданной антипатией подумал Максим. — Без мыла пролезет…»

— Чего нам темнить? — помрачнел Любимов. Он явно сдерживал себя. Пока успешно.

— Я сам двадцать лет в следствии оттрубил, — Борис говорил игривым фамильярным тоном. — И все ваши оперские прибамбасы знаю.

— Да чё ты знаешь? — уже грубо спросил Жора. — Ты чего, нас «колоть» вздумал? Прибамбасы… Сам ты прибамбас.