— А я ещё думаю: с чего мне всякая дрянь снится? Вот что значит на ночь с врачом пооткровенничать! Хотел правду — по-лучил. Сегодня, выходит? Обидно, не скрою. От пары лишних лет я бы не отказался…

Страх медлил, топтался поодаль. Во сне Александр Петрович был молод и силён. Исчезла вечная спутница-боль, солнце светило ярче яркого. Даже грозное небо манило, не пугало.

— Так за чем дело стало?

Сгинул смерч. Стих ветер, превратился во вкрадчивый шёпот у самого уха:

— Потому и предлагаю. Пару лет? Хочешь десять? Двадцать?! Бери, не жалко! Но и ты уж постарайся, сделай, что велено. Историю в университете учил? Как римляне говорили: «Даю, чтобы Ты дал». Ты мне, я — тебе…

Липкие, приторные слова. На висок будто мёд пролился:

— И не геройствуй, ладно? Ты ведь не сразу помрёшь и не сам. Тебе уже семьдесят пять, можно и характер проявить. А дочь твоя? Внуки? Метод старый, но эффективный. Не чета тебе гордецы на брюхо падали. Проникся, да?

Мёд стал льдом. Вернулась боль, вцепилась клыками, путая мысли.

— И заметь: не о мерзости прошу, не о смертоубийстве. Дело благое, нужное…

С болью он совладал. Расправил плечи, выплюнул травинку изо рта:

— Нет! Сначала — благое и нужное, а после родную дочь резать заставишь. Книгу Судей читал? Помнишь, что с Иеффаем случилось? Тут главное — первый раз поддаться. Нет, не выйдет!

— НЕТ?! — ударило с небес. — ПО СИЛАМ ЛИ ОТВЕТ ДАЁШЬ, ЧЕЛОВЕК?

Ответил он небу:

— Дело не в силе. Дело в том, по Чьему Образу и Подобию человек сотворён. Камешек, что от горы откололся, мал, но твёрд, как гора. И края острые. Сила не справится, тут иное требуется. Человека мало убить — его убедить нужно.

— ТЫ СКАЗАЛ!

И смерч взял его.

Поле — жёлтая скатерть до горизонта — теперь было внизу. Серая лента просёлочной дороги, жалкая фигурка на обочине. Синие джинсы, синяя кепка, клетчатая застиранная ковбойка…

— Тяжёлый случай, — хмыкнул он.

Представился класс: парты в три ряда, доска, на столе — бокастый глобус. Очередной юный шкодник склонил повинную голову, но каяться не спешит, смотрит исподлобья. Пригрозишь вызвать родителей — всё испортишь. Обратится шкодник в зверёныша, захлебнётся гневом.

Иначе, иначе надо!

— Ты сам-то книгу Судей давно перечитывал?

Человек, сидевший у дороги, щёлкнул пальцами по козырьку кепки. Словно честь хотел отдать, да передумал.

— Ты, между прочим, географ, не богослов. Неужели думаешь, что все события, упомянутые в Библии, одобряются Богом? Иеффай сам убил свою дочь, причём безо всякой пользы. Он не был священником и не имел права приносить жертву. Не мог и обещать принести «первое, что выйдет». Скажем, ему навстречу могла выйти нечистая собака или верблюд. Этот разбойник так и остался в душе язычником. А насчёт раба…

Не путай времена дядюшки Тома и Древний Восток. В библейскую эпоху раб — младший член семьи. Бесправный, но свой. Маленький камешек возле высокой горы.

Человек поднял голову. Слушает! Теперь главное — не давить.

— По поводу того, что тебе предложено… Ты одну лишь сторону разглядел. А сторон, между прочим, даже не две — больше. Для начала представь, что кто-то решил взорвать в твоём родном городе бомбу. На двадцать килотонн, как в Хиросиме…

08:11

…сейф в летнем сером плаще…

Дверной звонок оторвал Александра Петровича от кофе. Последний глоток остался, самый сладкий. Колеблясь, он по-глядел в сторону коридора, взвесил чашку в руке. Дочь и внуки звонят дважды, соседи сверху — один раз, зато долго, от души.