— А с вами я смогу пообщаться в непринужденной обстановке?

Она рассмеялась.

— Я буду заниматься китайцами. Но среди них есть женщина, роль которой я так до сих пор и не поняла. Может, она специалист по вопросам безопасности? Ее никак не представили, значит, это своего рода ваша коллега. Красивая женщина.

— Вы подсовываете мне ее, чтобы избавиться от моих ухаживаний, фрау Бухендорфф! И даже кофе не даете. Сегодня же пожалуюсь на вас Фирнеру.

Я еще не успел произнести все это, как мне стало стыдно за свои слова. Затхлое старческое донжуанство!

7

Небольшая авария

На следующий день воздух над Мангеймом и Людвигсхафеном был совершенно неподвижен. От духоты рубашка прилипала к спине, даже когда я не шевелился. Езда по городу была сплошной нервотрепкой — фокстрот для педалей сцепления, газа и тормоза; ощущалась острая нехватка третьей ноги. На мосту Конрада Аденауэра движение вообще застопорилось: кто-то кому-то въехал в задний бампер, а вслед за ними столкнулись еще двое. Двадцать минут я сидел в пробке, смотрел от скуки на поезда и встречные машины и курил, чтобы не задохнуться от выхлопов.

Встреча с Шнайдером у меня была назначена на половину десятого. Вахтер в проходной № 1 объяснил мне дорогу:

— Минут пять, не больше. Идите прямо, а как дойдете до Рейна, еще метров сто влево. Увидите светлое здание с большими окнами — это и есть лаборатории.

Я пошел в указанном направлении. На самом берегу Рейна я увидел вчерашнего мальчика с мячом. Теперь у него было игрушечное ведерко на веревочке. Он черпал ведерком воду из реки и выливал в водосток.

Заметив и узнав меня, он крикнул:

— А я вычерпаю Рейн!

— Желаю успеха!

— А что ты тут делаешь?

— Мне надо в лабораторию, вон туда.

— А можно я с тобой?

Он вылил воду из ведерка и подошел. Дети часто липнут ко мне, не знаю почему. Своих у меня нет, а чужие чаще всего действуют мне на нервы.

— Ну, пошли, — сказал я, и мы вместе отправились к зданию с большими окнами.

Мы уже были метрах в пятидесяти от здания, когда из двери выскочили несколько человек в белых халатах. Они помчались вниз, к воде. Потом из двери повалила уже целая толпа — не только в белых халатах, но и в рабочих комбинезонах, вперемешку с секретаршами в юбках и блузках. Это было довольно забавное зрелище. Я даже удивился, как можно бегать в такую духоту.

— Смотри, он нам машет! — сказал мальчик.

В самом деле, один из сотрудников в белом халате махал обеими руками и что-то кричал нам, но я не мог разобрать его слов. Хотя понимать особенно было нечего — он явно кричал, чтобы мы поскорее уносили ноги.

Первый взрыв обрушил на дорогу град стеклянных осколков. Я схватил мальчика за руку, но он вырвался. В первые мгновения меня словно парализовало: я не чувствовал никаких ранений или повреждений и по-прежнему, несмотря на непрерывный звон стекла, слышал какую-то странную, оглушающую тишину. Я видел, как мальчик бросился бежать, поскользнулся на стеклах, с трудом удержался на ногах, но, сделав еще два-три нетвердых шага, упал и по инерции перевернулся.

Потом раздался второй взрыв, я услышал крик мальчика и почувствовал боль в правой руке. За хлопком последовало резкое, угрожающее, зловещее шипение. Этот звук поверг меня в панику.

Взвывшие где-то вдалеке сирены вернули меня к жизни. Они пробудили во мне выработанные за время войны рефлексы бегства, поиска укрытия, оказания помощи.

Я бросился к мальчику, схватил его левой рукой и потащил назад, туда, откуда мы пришли. Он не поспевал за мной, но не вырывался и усердно семенил за мной на своих маленьких ножках.