- Я говорил вам, что нам не известно о прошлом Найденова ровно ничего. Неизвестно, каковы причины его ненависти. И как врач я не могу принять вашей абсолютно невероятной теории.

- Не можете, но в глубине души все-таки принимаете.

- Это совершенно недоказуемо. И давайте не будем гадать на кофейной гуще, - Николай Алексеевич был заметно возбужден. - Мы зашли слишком далеко.

- Хорошо, - Ковригин поднялся. - Но вы не решили еще, как будете действовать, если гнев городских масс все-таки обрушится на вас и вашу клинику.

- Я буду иметь в виду такую возможность. Но думаю, что сил правопорядка в городе хватит, чтобы справиться с обезумевшей толпой. Благодарю вас за предостережение.

- Удачи вам, Николай Алексеевич.

- И вам тоже, Павел.

Ковригин был уже у двери кабинета, когда Николай Алексеевич окликнул его.

- Простите за настойчивое любопытство, Павел, но не объясните ли мне, почему я не могу отделаться от ощущения, что вы имели довольно близкое знакомство с психиатрической практикой? И не имеете ни малейшего желания продолжать это знакомство?

Ковригин попытался улыбнуться, но улыбка вышла криво, превратившись в невеселую гримасу.

- Вы правы. Три года назад я несколько месяцев проходил курс лечения в психиатрической клинике. Не здесь. В Москве. Но я не сумасшедший. И ко всему, что здесь было сказано, это не имеет никакого отношения.

- Не беспокойтесь. Я могу отличить потенциальную психопатологию от актуальной. Прошу прощения, если причинил вам боль своим вопросом. Это чисто профессиональный интерес.

Ковригин на секунду задержал настороженный взгляд на лице Николая Алексеевича и вышел из кабинета.

* * *

"...это случилось. Они пришли за ним и убили его. Я знал это, знал, что они убьют его. Только не мог предвидеть, что это будет так скоро. Это было неожиданно даже для меня. Они вычислили его быстрее, чем я думал. Очевидно, дело не обошлось без любознательной свекрови Анны Ильиничны - моя интуиция меня еще не обманывала. Ну да бог ей простит. Не она, так кто-нибудь другой, это уже не имеет значения. Сошедшая с ума толпа опередила меня, я не успел предупредить Николая Алексеевича. Он тоже мертв. Поплатился жизнью за то, что выполнял свой долг, за то, что осмелился противостоять разъяренной толпе.

Чего они этим добились - этот вопрос никого из них не интересовал и не интересует. Они выплеснули часть своего безумного страха, но эпидемию этим не остановили. Может быть, я ошибался насчет Найденова, а может..."

* * *

Это случилось через три недели после разговора Ковригина с главврачом клиники. Больше они не встречались. Во второй и в последний раз Павел увидел Николая Алексеевича в тот пасмурный осенний день, когда безумная толпа совершила расправу над несчастным из 215 палаты.

Сентябрь выдался дождливый. Небо уже больше недели заслоняли серые безликие тучи, щедро поливавшие город водой. Но тепло еще не уходило пропитавшаяся им за три знойных летних месяца земля медленно, с неохотой расставалась с накопленным богатством. С утра зарядила мелкая неприятная морось. Ей подыгрывал шальной ветер, налетавший порывами и как будто исподтишка.

Толпа перед клиникой возникла не сразу - собирались по два, по три человека, подходили маленькими группками, поэтому поначалу это не вызвало никакого беспокойства у обитателей больницы. Только накрепко заперли входные двери. Ворота в ограде как всегда в приемные дни были открыты, так что настороженные, но решительно настроенные люди проникали на территорию больницы беспрепятственно. Лишь когда толпа увеличилась до угрожающих размеров и отчетливо выявились ее воинственные намерения, руководство клиники начало принимать меры предосторожности: всех больных разогнали по палатам - благо, в этот день из-за дождя никого не выпускали на улицу, заперли все двери и окна, дали знать милиции.

Некоторые окна были уже разбиты камнями, возбужденные люди выкрикивали угрозы, требовали выдать им колдуна и симулянта, которого здесь укрывают преступные врачи.