Под формой мадам Вертело понимает полную спортивную экипировку: тренировочный верх и низ, настоящая спортивная обувь — не прогулочные кеды или какие-нибудь кроссовки со стразами. Несколько недель назад Тео уже заработал наказание — пришлось пятьдесят раз написать: «Я обязан приносить спортивную форму на занятия по физкультуре по вторникам в 14:00».

Сегодня, когда он хотел пройти, она выставила руку и перегородила ему путь:

— Почему не в тренировочных брюках?

Он объяснил, что на этой неделе живет у отца и что, выходя от матери, все обыскал, но не нашел эти брюки.

— А у отца что, нет для тебя треников?

Он мотнул головой, но она так просто отпускать его не собиралась:

— Он что, не в состоянии купить тебе спортивную форму?

Да, отец не в состоянии купить спортивную форму. Отца вот-вот выселят, он не выходит из дома и передвигается мелкими шажками, как зомби.

Вот взять бы и выложить ей это и получить мимолетное ощущение, что заработал очко. Но он знает, что она дико упертая и любит, чтобы последнее слово оставалось за ней. К тому же она вполне может воспринять его всерьез.

Мадам Вертело продолжает занудствовать. Как ей надоело, ну сколько можно, ученики делают что хотят, являются на урок в чем вздумается, как у себя дома, в домино они пришли играть, что ли? Он что вообще себе вообразил?

Она по-прежнему перегораживает ему проход и в конце концов выносит приговор:

— Бери брюки из ящика с забытыми вещами и надевай.

Это приказ, но Тео не двигается с места. — Живо!

Она прекрасно знает, что в этом ящике всего одна пара треников, они киснут там уже лет десять. И к тому же они розовые и крошечные.

Тео в последний раз пытается возразить, потом достает брюки и показывает ей, чтобы она сама убедилась, он держит их кончиками пальцев и надеется, что она отстанет.

— Вот давай и натягивай. И бегом четыре раза вокруг зала.

Тео бурчит, что они воняют.

— А будешь знать, как забывать форму.

И нечего им потакать. И вообще, пока он не наденет эти треники и не пробежит свои четыре круга, никакой урок не начнется.

Тео уходит в раздевалку, через несколько минут возвращается. Розовые треники едва налезли, доходят до середины щиколотки. Он ждет, что его встретят хмыканьем и смешочками, но никто не веселится. Матис несколько раз повторяет: «Вы что, так нельзя». Мадам Вертело приказывает ему замолчать, а то и его накажут.

Класс прекратил разговоры. Никогда еще в спортзале не было так тихо.

Тео снимается с места. Потихоньку, мелкими перебежками он проходит четыре положенных круга — в мертвой тишине.

Он чувствует, как волна жара заливает щеки. Он не помнит, чтобы когда-то ему было так стыдно.

Интересно, видно им оттуда, что на резинках брюк написано «Барби»?

По окончании четвертого круга не слышно ни единого смешка, ни комментария.

Он останавливается перед ней, она дает отмашку присоединиться к тем, кто сидит по-турецки на матах.

Она говорит: «Вот и отлично».

Тео устраивается возле Матиса. Когда Матис поднимает голову, чтобы улыбнуться ему, он видит, что у Тео из носа идет кровь. Сильно идет! Вскоре вся майка залита красным, заляпаны тренировочные брюки и мат на полу. Девочки взвизгивают. Тео продолжает сидеть неподвижно. Матис предлагает отвести его в медкабинет, но мадам Вертело говорит, чтоб шла Роза.

Под взглядами перепуганных одноклассников Тео выходит из спортзала, запрокинув голову назад и зажимая нос бумажной салфеткой.

После того как они ушли, мадам Вертело еще десять минут оттирает кровь.