И времени вечно не хватало.

В какой-то момент ей показалось, что нужно зайти к нему и спросить, но потом она передумала. Это он должен прийти к ней.

В три ночи она наконец услышала, как осторожно открылась дверь спальни и он юркнул на свою половину их двуспальной кровати.

И Аксель между ними, как крепостная стена.

Она припарковалась у садика всего за несколько минут до начала занятий. Аксель по-прежнему пребывал в плохом настроении, хотя она изо всех сил пыталась развеселить его во время поездки. Расставание будет ужасным. Ревущее лицо, прижатое к оконному стеклу.

Как же это выдержать?

Выходя из машины, она заметила отца Даниэля.

— Привет, Эва, хорошо, что я тебя встретил, а то мы как раз собирались вам звонить. С ужином двадцать седьмого все в силе. Вы же сможете?

— Да, вроде бы.

Бросив взгляд на часы, он продолжил, одновременно двигаясь к машине:

— Мы хотели пригласить еще тех, которые переехали в конец улицы. Помнишь дом, в котором жила пожилая пара? Забыл, как их зовут.

— Я поняла, кого ты имеешь в виду. Туда кто-то вселился?

— Да, семья с детьми нашего возраста, так что мы решили заодно и познакомиться по-соседски. Удобно, когда из гостей можно вернуться пешком. — Посмеявшись собственному остроумию, он снова посмотрел на часы. — Черт, через пятнадцать минут у меня встреча на Кунгсхольмене. Почему, спрашивается, я не встал на полчаса раньше? — Он тяжело вздохнул. — Ладно, передавай привет своим.

Он сел в свой автомобиль, она открыла дверь, чтобы выпустить Акселя.

Вечная гонка. Сонные дети, нервные родители, которые, еще даже не добравшись до работы, начинают волноваться, что не успеют сделать все, что нужно, и опоздают в сад за детьми. Все бегут куда-то, задыхаясь, и часы — злейший враг.

Неужели так должно быть?

Из игровой комнаты им навстречу вышла Черстин.

— Привет, Аксель. Здравствуйте, Эва.

— Здравствуйте.

Аксель промолчал, повернулся спиной и прижался лбом к дверце сушильного шкафа. Хорошо, что их сегодня встретила Черстин, ее она знала лучше, чем других сотрудников. Черстин проработала в саду все пять лет, начиная с первого дня Акселя, была воспитательницей и заведующей, а к работе относилась с неиссякающим энтузиазмом. Она была свято уверена, что сумеет изменить мир, если будет постоянно напоминать подопечным, как важно понимать других, и объяснять им, что такое хорошо и что такое плохо. Эва только восхищалась и недоумевала, откуда у той берутся силы. Впрочем, детям Черстин уже за двадцать, может, в этом все дело.

Часы — злейший враг.

Она припоминала, с каким энтузиазмом сама исполняла обязанности председателя ученического совета в гимназии. «Гринпис», «Эмнести Интернэшнл», горячее желание перемен. До сих пор помнилась собственная убежденность в том, что неправильное можно поправить, а несправедливость — искоренить. Нужно только постараться — и мир обязательно изменится. Судьба человека, несправедливо заключенного под стражу на другом конце земли, волновала тебя так сильно, что ты собирала подписи и устраивала демонстрации. А теперь, когда ты выросла и действительно в силах чего-то добиться, ты радуешься, если успеваешь вовремя отвезти в детсад собственного сына. Желание изменить мир вытеснил страх, что сутки закончатся раньше, чем ты успеешь сделать все, что нужно. Сострадание свелось к глубокому вздоху и нескольким монеткам сдачи, опущенным в копилку «Красного креста» на кассе в универсаме. Для успокоения совести. Вечный выбор — телефонного тарифа, поставщика электричества, пенсионного фонда, школы для ребенка, семейного врача, банка с минимальными годовыми. И все это касается ее собственного мирка, поиска лучшего для нее и ее семьи.