– Да. – Голос, казалось, прозвучал прежде, чем Ханна собралась ответить.

– Хорошо. Теперь я возьму эту последнюю записку, ту, которую ты нашла сегодня утром обернутой вокруг зубной щетки. Ты помнишь эту записку?

– Да. – Конечно же, она помнит.

– Что ж, хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты мысленно вернулась назад, к тому времени, когда эта записка была написана.

Теперь Ханна почувствовала, что должна ответить сама.

– Но как я могу это сделать? Я не знаю, когда она была написана. Я не писала…

– Просто… просто… просто не думай об этом, Ханна, – сказал Пол, прерывая ее. Его голос опять стал монотонным. – Ты спокойна, ты чувствуешь, что совершенно расслаблена. Просто скажи себе: «Я должна вернуться в то время, когда была написана эта записка». Не беспокойся о том, как ты это сделаешь. Гляди на рубиновый свет и думай: «Я должна вернуться назад». Ты сделаешь это?

– Да, – прошептала Ханна.

«Иди назад, – уверенно приказала она себе. – Просто расслабься и иди назад, хорошо?»

– А теперь в твоей памяти возникает картина. Ты что‑то видишь. Что ты видишь?

Ханна почувствовала, как внутри прорвалась какая‑то преграда. Казалось, она падает в этот рубиновый свет. Ее сознание замерло, будто выключилось, ушло куда‑то… Теперь ее уже ничто не удивляло – она словно погрузилась в сон.

Голос Пола звучал с мягкой настойчивостью:

– Что ты видишь?

Ханна увидела картинку. Крошечную картинку, которая раскрылась, развернулась, когда она стала вглядываться в нее.

– Я вижу себя, – прошептала она.

– Где ты находишься?

– Я не знаю. Погоди… кажется, в своей комнате.

Ханна разглядела себя в чем‑то длинном и белом… в ночной рубашке. Это была она сама, в своей спальне, в своей ночной рубашке. Она лежала сейчас на кушетке в кабинете Пола и одновременно находилась в своей спальне.

«Как странно…» – смутно подумала она.

– Хорошо, теперь картина становится яснее. Ты начинаешь различать то, что находится вокруг тебя. Просто расслабься, и ты все увидишь. Итак, что ты делаешь?

– Пишу записку, – пришлось признаться Ханне, и почему‑то это ее слегка позабавило.

Пол пробормотал что‑то вроде «ага…». Затем он мягко спросил:

– А для чего ты пишешь ее?

– Не знаю… предостеречь себя. Я должна предостеречь себя.

– От чего?

Ханна почувствовала, что беспомощно качает головой.

– Ладно… Что ты ощущаешь, когда пишешь ее?

– О… – Это было просто. Пол, несомненно, ожидал, что она скажет что‑нибудь наподобие: «страх» или «тревогу». Но ощущение было совсем иным. – Желание, – прошептала Ханна, сделав беспокойное движение головой. – Просто… желание.

– Прошу прощения?

– Я хочу… Я так хочу…

– Что ты хочешь?

– Его, – вырвалось у нее, как рыдание. Обычное сознание Ханны с изумлением наблюдало за всем со стороны, но ее тело было полностью охвачено этим мучительным чувством. – Я знаю, это невозможно. Это смертельно опасно для меня. Но мне все равно. Я ничего не могу поделать…

– Стоп‑стоп‑стоп! То есть расслабься. Ты очень спокойна, ты можешь отвечать на мои вопросы. Кто этот человек, о котором ты мечтаешь?

– Тот, кто приходит, – тихо и безнадежно произнесла Ханна. – Он злой и испорченный… я знаю это.