Тьерри отвернулся от окна и посмотрел на Люпу. Все лицо ее было в кровоподтеках, глаз заплыл, нижняя губа разорвана. Но она улыбалась. Она все это время, пока не приехал Тьерри, бродила по Шаманской Скале, неотступно следуя за девушкой по имени Ханна Сноу, чтобы быть уверенной, что с ней ничего не случится.

Тьерри взял руку Люпы и поцеловал ее.

– Ты ангел, – одними губами произнес он. Он вообще не использовал голосовые связки: он передавал мысли. – Ты заслужила хороший отпуск. Мой лимузин в туристическом центре, возьми его. Оставишь в аэропорту.

– Но… как же вы останетесь здесь? Совсем один? Вам нужна поддержка, сэр. Если она появится…

– Люпа, ступай.

Тон его голоса был мягким, но настойчивым. Это был приказ господина, Тьерри из Царства Ночи, привыкшего, что его указания выполняются беспрекословно.

«Забавно, – подумал он. – Пока кто‑нибудь не откажется повиноваться, трудно представить, насколько ты привык, чтобы тебе подчинялись».

И он снова приник к щели в забитом досками окне. И тут же забыл о существовании Люпы. Девушка на кушетке повернулась, и он увидел ее лицо. Его словно ударило током.

Он знал, что это была она… но все равно не ожидал, что она окажется так похожа на саму себя. Похожа на ту, какой она была в самом начале, когда впервые родилась, когда он в первый раз увидел ее. Таким он помнил ее настоящее лицо. Правда, и в других своих жизнях она была похожа на ту, первую. Похожа – но не совсем. Этого, настоящего, лица он не встречал никогда. До этого мгновения.

А сейчас он видел именно ту девушку, в которую был влюблен.

Те же длинные, прямые, шелковистые волосы пшеничного цвета, рассыпавшиеся по плечам. Те же большие серые глаза, будто наполненные светом. То же спокойное выражение, тот же нежный рот… и изгиб верхней губы все так же придавал всему облику особую чувственность. И та же изящная фигура, высокие скулы и прекрасная линия подбородка – настоящая мечта скульптора!

Единственное, что было новым, – это родимое пятно.

Клеймо, выжженное в памяти.

Пятно было цвета разбавленного вина, пронизанного светом, цвета арбузного льда или розового турмалина – самого бледного драгоценного камня. Оно было словно цветущая роза. Будто девушка приложила на миг к своей щеке розу, и лепесток оставил свой отпечаток.

Тьерри это пятно казалось прекрасным, потому что оно было частью девушки. Оно было у нее во всех жизнях, кроме первой. Но в то же время при взгляде на него у Тьерри перехватывало горло и сжимались кулаки от горя и беспомощной ярости – ярости против самого себя. Это пятно было его стыдом, его наказанием. Это был его тяжкий крест – видеть, как она, безвинная, годами живет с этим пятном.

Он бы прямо сейчас выпустил из себя всю кровь в эту сухую грязь, лишь бы пятно исчезло. Но с этим ничего нельзя было поделать – ни в Царстве Ночи, ни в человеческом мире за бесчисленные годы поисков он не смог найти никакого средства.

О Богиня, как же он любит ее!..

Он так долго не позволял себе чувствовать это: когда ее не было рядом, это могло свести с ума. Но теперь чувство захлестнуло его так, что он не смог бы противиться ему, если бы и пытался. Его сердце гулко стучало, все тело дрожало. Один лишь вид лежащей так близко девушки, живой и теплой… И разделяло их всего несколько тонких досок и такой тщедушный человеческий мужчина.

Он желал ее. Ему хотелось выдрать эти доски, ворваться в комнату, отшвырнуть в сторону этого рыжего и обнять ее. Он хотел унести ее в ночь, крепко прижимая к сердцу, унести в какое‑нибудь укромное место, где никто не сможет найти ее и причинить ей вред.

Но он не мог. Он знал… знал по опыту… что ничего не выйдет. Пару раз он уже делал так, и это ему дорого обошлось. Она умирала с ненавистью к нему.