|
Погруженный в собственные мысли, Майк пошел в жилое помещение. Когда он приблизился к кровати Герхарда Баварски, с которой тот почти не вставал, старик открыл глаза и сказал: – Смерть ходит где-то поблизости, сынок. – Ты о чем это, дедушка? – испуганно спросил Майк. – Не все доживут до утра, – ответил Герхард, глядя прямо перед собой. Майк невольно обернулся. Но он не увидел того, что видел старик. – Перестань, дедушка, нас много, и у нас есть ружья. Нам никто не страшен. – Нет, Майки, я старый человек, и я знаю, на что это похоже… Она несколько раз подбиралась ко мне совсем близко… Старик Баварски приподнялся на смятой подушке и указал трясущейся рукой в темный угол. – Я вижу ее, вон она, притаилась с косой в руках… Она ждет своей жатвы – она ее чувствует… – Дедушка! – воскликнул Майк. Страх холодком пробежал по его спине, ноги стали как ватные. А старик все сидел, вытянув перед собой худую руку – трухлявое дерево с торчащей высохшей веткой, и Майк не осмеливался обернуться еще раз, опасаясь увидеть то, что ясно видел старый Герхард. К счастью, скрипнула дверь, и вошел Батрейд. Майк не питал к нему особой привязанности, но сейчас был необыкновенно рад видеть этого толстого безобидного человека. Он был намного реальнее, чем угасающий старик Баварски, стоявший одной ногой в могиле. – О, чего это вы в темноте сидите? – бодро спросил толстяк. Он зажег светильник, лампа громко затрещала. – Ты уже поужинал, Батрейд? – спросил Майк. – Да ты что, как же я мог поужинать, если еще не накрывали… Когда я проходил мимо кухни, оттуда только понесли кастрюлю с супом. Сегодня его сварили из гусиных потрошков. – Батрейд почмокал губами и, обращаясь к Майку, спросил: – А ты какой суп больше уважаешь, Майки? – Я? – удивился тот. Мысль о супе никак не умещалась в его встревоженном сознании. – Ну да, ты. Ведь мистеру Баварски давно уже все равно, что он ест. Майк покосился на старика. Тот лежал, откинувшись на подушки, и снова смотрел сквозь потолок, как будто действительно видел иные, неведомые миры. – Что тебе принести, дедушка? – спросил Майк, проверяя, жив ли еще старый Герхард. Однако тот даже не пошевелился. Он давно уже не обращал ни на кого внимания, если только сам не хотел этого. – Принесешь ему молока и хлеба, – ответил за мистера Баварски Батрейд. – Разве не знаешь, старики ничего другого не едят. Отыскав в шкафчике какую-то нужную ему вещь, Батрейд направился к выходу. – Ну что, пошли? – спросил он, оборачиваясь к Майку. – Да, – поспешно ответил тот, словно опасаясь, что, останься он здесь один, старик Баварски затянет его с собой в черную пучину небытия. Во дворе Майку стало легче, и он с наслаждением вдохнул вечерний воздух, пахнущий навозом туков и дымом от печи. Здесь, за окружавшим со всех сторон ферму высоким забором, время, казалось, остановилось навсегда и все шло так, как шло извека. Вот сейчас одна из стряпух выйдет из кухни и крикнет: «Ужин остывает!» – Ужин остывает! – пропела своим звонким голосом Гертруда, замужняя женщина и мать двоих детей. У нее была отдельная комната во флигеле. – Руки мыл? – строго спросила она у Майка, и тот широко улыбнулся, поскольку слышал это много раз. |
