"Какого черта ты связался с этой полоумной поварихой?" – неоднократно спрашивал мой сводный брат. Не стоило ему объяснять, что щедрая трата жизненной энергии, которой мы занимались во время совместных уик-эндов, была куда полезней для сердца, чем его скучные ежедневные пробежки. Он все равно бы не понял.

 Эмма рассматривала содержимое холодильника. Свет падал на ее красивое лицо и густые платиновые волосы. Ее брови и ресницы были такими светлыми, что, когда они не были накрашены, их можно было просто не заметить. Иногда ее глаза сверкали как солнце, а иногда, как этим вечером, она позволяла природе одержать верх. Это определялось преобладавшим в данный момент направлением ее мыслей.

 – У тебя нет йогурта? – недоверчиво спросила она. Ненавижу диету...

 На всякий случай я заглянул в холодильник.

 – Нет, и не будет.

 – Лососина, – заявила Эмма.

 – Что?

 – Морская капуста. Прессованная. В таблетках. Очень полезно для тебя.

 – Не сомневаюсь.

 – Добавить яблочный уксус. Мед и выращенные в натуральном грунте овощи.

 – Авокадо и сердцевина пальмы подойдут?

 Она хмуро посмотрела на кусок голландского сыра.

 – Это все импорт. А его следует ограничивать. Нам нужна замкнутая экономика.

 – Икры тоже не будет?

 – Икра – это аморально.

 – А если ее будет много и она будет дешевая, это тоже будет аморально?

 – Не спорь. Чего хотел твой посетитель? Это кремовые карамельки к завтраку?

 – Да, – подтвердил я. – Он хотел, чтобы я поехал в Москву.

 Эмма выпрямилась и уставилась на меня.

 – Не смешно.

 – Месяц назад ты сказала, что карамельки с кремом – это пища богов.

 – Не прикидывайся дураком.

 – Он сказал, что хочет, чтобы я поехал в Москву. Но не затем, чтобы учиться марксистско-ленинской философии.

 – А зачем? – спросила Эмма, медленно закрывая дверцу холодильника.

 – Они хотят, чтобы я нашел кого-то.

 Но я не согласился.

 – Кто хочет?

 – Он не сказал. – Я повернулся к ней спиной. – Пойдем в гостиную и выпьем. Там разожжен огонь.

 Она прошла вслед за мной через прихожую и уселась в большое кресло, держа в руке бокал белого вина.

 – Как насчет поросят, гусей и кормовой свеклы?

 – Очень мило, – согласился я. У меня не было ни поросят, ни гусей, ни, конечно, кормовой свеклы. У меня было много мясного скота, три квадратных мили земли в Уоркшире и все насущные проблемы фермера, занимавшегося производством продуктов питания. Я вырос, умея измерять урожай в центнерах с гектара, и мне претила государственная политика, при которой фермеру платят за то, чтобы он не выращивал те или иные породы, и пытаются наказать, если он их все-таки выращивает.

 – А лошади? – спросила Эмма.

 – Ну конечно...

 Я лениво выпрямился в кресле, полюбовался отблеском света настольной лампы на ее серебристых волосах и решил, что наступило подходящее время, чтобы перестать вздрагивать при мысли о том, что я больше не буду выступать на скачках.

 – Думаю, что я продам лошадей.

 – Но ведь остается охота.

 – Это не одно и то же. Мои лошади – скаковые. Их место на ипподроме.

 – Ты сам тренировал их все эти годы..