– О Боже, – прошептала Эмма, широко раскрыв глаза. – Ведь это же не...

 – Именно он.

 Она испуганно огляделась.

 – Ты не можешь привести их сюда.

 – Нет. Я приму их в салоне.

 – Но... разве ты не знал, что они приедут?

 – Конечно, нет.

 – О Боже!

 Мы смотрели, как посетители поднимаются по нескольким ступенькам, ведущим к парадной двери. Видно, ответ "нет" не устраивает их, подумал я. И они выкатывают пушки, чтобы покарать дерзкого.

 – Ну ладно, – промолвила Эмма, – посмотрим, что им нужно.

 – Ты будешь сидеть здесь, у огня, и отгадывать кроссворд, а я тем временем попытаюсь придумать, как отказать им, – сказал я и направился открывать дверь.

 – Рэндолл, – сказал принц, протянув мне руку для пожатия, – хорошо уже то, что высказались дома. Можно нам войти?

 – Конечно, сэр.

 Хьюдж-Беккет вслед за ним переступил порог. На его лице была сложная смесь смущения и торжества. Ему не удалось самому уговорить меня, и теперь он собирался насладиться зрелищем того, как я уступлю кому-то другому.

 Я провел их в сине-золотой парадный салон. Там не было гостеприимно горящего камина, но отопление работало как часы.

 – Слушайте, Рэндолл, – настойчиво сказал принц, – пожалуйста, поезжайте в Москву.

 – Могу я предложить вашему королевскому высочеству выпить? – попытался я сменить тему.

 – Нет, не можете. Сядьте, Рэндолл, выслушайте меня и давайте перестанем ходить вокруг да около.

 Двоюродный брат королевы уселся на шелковом диванчике эпохи Регентства и жестом указал нам с Хьюдж-Беккетом на стоявшие напротив стулья.

 Он был моим ровесником, возможно, на год-другой старше, и в прошлом мы встречались очень часто. У нас было общее пристрастие – лошади. Он больше увлекался игрой в поло, чем скачками, тем не менее нам доводилось несколько раз вместе скакать в стипль-чезах. Он был умным и прямым человеком, с виду высокомерным и резких, но я видел, как он плакал над телом любимого коня.

 Мы иногда встречались на всяких закрытых для широкой публики раутах, но не были коротко знакомы. До сегодняшнего дня он ни разу не бывал у меня дома, а я у него.

 – Вы ведь знаете Джонни Фаррингфорда, брата моей жены? – спросил принц.

 – Мы встречались, – ответил я, – но не очень часто.

 – Он хочет участвовать в следующих Олимпийских играх. В Москве.

 – Да, сэр. Мистер Хьюдж-Беккет говорил мне об этом.

 – Выступать в многоборье.

 – Да.

 – Видите ли, Рэндолл, есть одна проблема... Мы не можем отпустить его в Россию, пока все не разъяснится. По крайней мере, я не хочу допустить, чтобы он ехал туда, если есть хоть малейшая вероятность, что вся эта штука полыхнет нам прямо в глаза. Я не отпущу, просто не отпущу его туда, пока есть хоть небольшая вероятность... инцидента... который мог бы коснуться кого-нибудь еще из нашей семьи. Или всей британской нации. – Он откашлялся. – Конечно, я знаю, что Джонни не имеет никакого отношения к трону и к династии, но все же он граф и мой шурин, и хотя вся мировая пресса забеспокоилась, это честная игра.

 – Но, сэр, – мягко возразил я, – Олимпийские игры – соревнования совершенно особые. Я знаю, что лорд Фаррингфорд хороший спортсмен, но он может не пройти квалификационный отбор, и все проблемы сразу снимутся.

 Принц протестующе затряс головой:

 – Если проблема не разрешится, то Джонни не пройдет квалификацию даже в том случае, если окажется лучшим из лучших.