Со времен своего путешествия он помечал этим знаком все, что ему принадлежало.
— Ну, господин шутник, — произнес начальник волчьей охоты, — вот грозный свидетель против вас! Знаете ли вы, что это оружие сильно припахивает мясом крупного зверя! Остается сказать вам, почтеннейший, что вы браконьер, а это серьезное преступление, и вы дали ложную клятву, а это тяжкий грех. Для спасения вашей души, которым вы поклялись, мы дадим вам возможность искупить его.
— Маркотт, — продолжал он, обернувшись к доезжачему, — возьми два ремня и привяжи этого шутника к дереву, сняв с него куртку и рубашку; затем ты отвесишь ему тридцать шесть ударов по спине своей перевязью: дюжину за ложную клятву, две дюжины за браконьерство; нет, я ошибся, — наоборот, одну дюжину за браконьерство, две за ложную клятву — ведь Господу должна принадлежать бо́льшая часть.
Слуг обрадовал такой приказ: у них появилась возможность хоть на ком-то выместить все неудачи этого дня.
Не слушая возражений Тибо, который клялся всеми святыми, что не убивал ни оленя, ни лани, ни козы, ни козленка, с браконьера сорвали куртку и крепко привязали его к стволу дерева.
Затем приговор был приведен в исполнение.
Доезжачий стегал так жестоко, что Тибо, давший себе клятву, не издавать ни единого звука и закусивший губы, чтобы эту клятву сдержать, после третьего удара не выдержал и закричал.
Сеньор Жан, как мы могли заметить, был самым большим грубияном на десять льё в округе, но он не был жестоким человеком, и ему тяжело было слышать все усиливающиеся стоны преступника.
Все же он решил довести наказание до конца — очень уж дерзкими стали браконьеры во владениях его высочества.
Но сам он не хотел при этом присутствовать и, желая удалиться, повернул коня.
В это время из леса выбежала девушка, упала рядом с конем на колени и, подняв на сеньора Жана большие глаза, полные слез, попросила:
— Монсеньер, во имя милосердного Господа, пощадите этого человека!
Сеньор Жан взглянул на девушку.
Это было совершенно очаровательное дитя, едва достигшее шестнадцати лет: тоненькая стройная девочка, с бело-розовым лицом, большими кроткими голубыми глазами и такими пышными светлыми волосами, что полотняный чепчик не мог их сдержать и они волнами выбивались из-под него со всех сторон.
Хотя прекрасная просительница была одета более чем скромно, сеньор Жан разглядел ее красоту и, так как был неравнодушен к хорошеньким личикам, ответил улыбкой на красноречивый взгляд прелестной крестьянки.
Но поскольку он смотрел, не отвечая ей, а удары тем временем продолжали сыпаться, она взмолилась еще жалобнее:
— Сжальтесь во имя Неба, монсеньер! Скажите вашим людям, чтобы они отпустили этого несчастного: его крики разрывают мне сердце!
— Тысяча возов зеленых чертей! — ответил начальник волчьей охоты. — Ты так беспокоишься об этом дураке, прелестное мое дитя! Это что — твой брат?
— Нет, монсеньер.
— Родственник?
— Нет, монсеньер.
— Твой дружок?
— Дружок! Монсеньер шутит!
— Почему же? Признаюсь, моя прелесть, в этом случае я позавидовал бы ему.
Девушка опустила глаза.
— Я его не знаю, монсеньер, и вижу его в первый раз.
— Не говоря уж о том, что она видит его вывернутым наизнанку, — вмешался Ангулеван, сочтя момент подходящим для дурной шутки.
— Эй там, молчать! — резко оборвал его барон.
Затем он снова с улыбкой обратился к девушке:
— Ну что ж! Если он не родственник тебе и не твой дружок, хотелось бы узнать, на что ты способна из любви к ближнему, прелестная малютка: предлагаю тебе сделку. |