— Какую, монсеньер?

— Я помилую этого плута в обмен на поцелуй.

— О, от всего сердца, монсеньер! — воскликнула девушка. — Спасти человеку жизнь ценой поцелуя! Я уверена, что сам господин кюре не счел бы это грехом.

И, не дожидаясь, пока сеньор Жан наклонится к ней, чтобы получить то, чего добивался, она сбросила сабо, поставила свою маленькую ножку на сапог барона, ухватилась за гриву коня и, поднявшись до уровня лица сурового охотника, подставила ему круглые, свежие и бархатистые, как персик в августе, щечки.

Барон Жан условился об одном поцелуе, но сорвал два; затем, верный своему слову, дал Маркотту знак прекратить наказание.

Маркотт добросовестно считал удары. Он собирался нанести двенадцатый, когда получил приказ остановиться.

Он не счел нужным удержать руку, напротив, ударил с удвоенной силой, возможно желая довести число ударов до тринадцати; во всяком случае, он еще сильнее, чем раньше, хлестнул Тибо по спине.

Но сразу после этого башмачника отвязали.

Сеньор Жан тем временем разговаривал с девушкой.

— Как тебя зовут, моя прелесть?

— Жоржина Аньеле, монсеньер, по имени моей матушки, но в деревне меня называют просто Аньелеттой.

— Черт возьми! Неудачное имя, дитя мое, — сказал барон.

— Почему, монсеньер? — удивилась девушка.

— Потому, красавица, что с таким именем тебя волк непременно утащит. Из какой ты деревни, Аньелетта?

— Из Пресьямона, монсеньер.

— И ты совсем одна ходишь в лес, дитя мое? Для ягненка это очень смело.

— Мне приходится это делать. У нас с моей матушкой три козы, которые кормят нас.

— Так ты приходишь за травой для коз?

— Да, монсеньер.

— И ты не боишься ходить совсем одна, такая юная и хорошенькая?

— Иногда, монсеньер, я не могу унять дрожь.

— Почему же ты дрожишь?

— Еще бы, монсеньер! Зимними вечерами столько историй рассказывают о волках-оборотнях, что, когда я остаюсь одна в лесу и слышу, как западный ветер ломает ветки, у меня мороз по коже подирает и волосы дыбом встают. Но стоит мне услышать звук вашего рога или лай ваших собак, как я сразу успокаиваюсь.

Этот ответ очень понравился барону, и он продолжил, с довольным видом поглаживая бороду:

— Да, мы ведем с ними жестокую войну, с господами волками. Но есть, черт возьми, один способ избавить тебя от этих страхов, красавица.

— Какой же, монсеньер?

— Приходи в замок Вез; никогда ни один волк, оборотень он или нет, не переходил через его рвы и не входил в потерну, если только он не был подвешен на ореховом шесте.

Аньелетта покачала головой.

— Нет? Ты не хочешь? Почему же ты отказываешься?

— Потому что там я найду кое-что пострашнее волка.

Выслушав этот ответ, барон Жан весело расхохотался. Видя хозяина смеющимся, охотники присоединились к нему.

В самом деле, Аньелетте удалось вернуть сеньору де Везу хорошее настроение, и, возможно, он еще долго простоял бы, смеясь и болтая с девушкой, если бы Маркотт, протрубив отбой и созвав собак, почтительно не напомнил монсеньеру о том, что путь до замка неблизкий. Барон ласково погрозил пальцем Аньелетте и удалился в сопровождении своей свиты.

Аньелетта и Тибо остались одни.

Вы уже знаете, чем башмачник ей обязан и какая она хорошенькая.

И все же Тибо, оставшись наедине с девушкой, прежде всего вспомнил о ненависти и о мести, забыв о своей спасительнице.

Как видим, человек этот быстро продвигался по пути зла.

— Ну, проклятый сеньор, если дьявол на этот раз исполнит мое желание, — он показал кулак уже скрывшейся из вида процессии, — если только дьявол услышит меня, то берегись: я с лихвой отплачу за то, что перенес сегодня!

— Ах, как нехорошо то, что вы говорите, — сказала Аньелетта, подойдя поближе к Тибо.