Его бледное, как у трупа, лицо исказилось от страха. Однако в ответе, который услышали студенты, прозвучали надменные нотки:
— Я принадлежу… к инквизиции Испании.
— Ворон поганый! — вскричала Коринна, которая все время стояла поодаль, уперев руки в бока.
Рабле с сомнением покачал головой.
— Быть не может! Братья проповедники не уполномочены носить оружие, кто бы они ни были, доминиканцы или францисканцы. К тому же у тебя нет тонзуры. Друзья, этот человек врет.
Рондле крепче сжал испанца, и тот снова закашлялся.
— Я… не монах. Я фамильо. Наша инквизиция пользуется услугами… агентов.
— Вот теперь мы можем тебе поверить, — удовлетворенно заметил Рабле. — Шпион и раб. — Он повернулся к Сапорте. — Антуан, что там за колья? В темноте не видно.
— Это подпорки галереи.
— Выдерни-ка несколько самых суковатых. Этот человек — раб, и наказать его следует, как раба.
Сапорта охотно подчинился, вместе с ним за кольями бросились Рондле и Робине. Молинас с ужасом уставился на своих мучителей.
— Вы дали слово… — просипел он.
— Ты становишься однообразен, дружище, — весело заметил Мишель. — Мы тебя отпустим, раз дали слово, но не раньше, чем ты понесешь заслуженное наказание.
— Но я ранен в руку…
— А нас не интересуют твои руки, мы хотим отрихтовать тебе спину.
— Может, его лучше раздеть? — ангельским голосом проворковала Коринна.
Рабле тряхнул головой:
— Ну уж нет. Раздевать мы предпочитаем вас, женщин. А мужчины пусть остаются одетыми. К тому же этот больно страшный. — Он взглянул на колья, принесенные Сапортой. — Отлично. Дай Мишелю самый увесистый. Первый удар за ним.
Мишель не заставил себя просить. Пока Рондле поворачивал испанца спиной, он взял дубину и взвесил ее на руке. Потом с размаху ударил шпиона, да так, что тот застонал.
— Прекрасный удар, — прокомментировал Рабле, словно присутствовал при игре в лапту. — Теперь моя очередь. Ну-ка…
Он выбрал кривой кол и резко опустил его на плечи испанца. Тот выгнул спину и застонал еще громче.
Казалось, студенты решили помериться силами, избрав своей мишенью спину Молинаса. Потом настала очередь Коринны и остальных девушек, высыпавших из таверны. Только Жюмель испуганно жалась в сторонке. Наконец Рондле ослабил хватку, и пленник без чувств повалился на землю.
— Правосудие свершилось. На какое-то время этот ворон перестанет нам досаждать.
Рабле отбросил палку и повернулся к остальным:
— Друзья, я полагаю, что наши подружки вскоре потребуют то, что принадлежит им по праву. Время вернуться к ужину и отдать им наш долг. А Мишеля ожидает самый ароматный цветок, который, наверное, уже покрылся росой. Верно, Жюмель? — Девушка с улыбкой потупилась. Рабле вздохнул, словно ему пришлось сделать неимоверное усилие. — Пойдемте отдавать долги.
Молодежь со смехом отправилась в «Ла Зохе». Распростертый на земле Молинас вздрагивал и стонал.
ВЕНДЕТТА
астянувшийся на кирпичном полу галереи Молинас, однако, сознания не потерял. Спина нестерпимо болела, да и раненая рука снова напомнила о себе. И все же хотелось верить, что ребра целы, и это немного утешало. Но стоило ему пошевелиться, как из горла помимо воли вырвался хриплый стон. Унижение, которому его подвергли, было чудовищно и не имело оправдания. Теперь — или умереть, или убить того, кто довел его до такого состояния. Но пока он не мог сделать ни того ни другого. |