|
Должно быть, Люси подала какой-то знак, потому что копы в форме встали у нее на пути и так плотно загородили, что я уже не видела ничего, кроме летящих искр и трясущейся верхушки короны. — Прочь с моей дороги! — заорала она. Но перед ней были полицейские они не шевельнулись. Я услышала чей-то крик: «Нет, Джильда!», и тут один из копов как подкошенный рухнул на колени. Он не попытался ни схватиться за что-нибудь, ни как-нибудь еще помешать падению — его подхватили стоящие рядом копы. Полицейские закричали: — Бросьте жезл! Немедленно! Дойл и Холод внезапно оказались передо мной и уже уводили меня прочь от суматохи. — Дверь, — скомандовал Дойл. Я сперва не поняла, но Холод уже вел меня к запасному выходу. Я оглянулась — Дойл двигался за нами, но не выпуская из виду Джильду в кольце полиции. — Дверь под сигнализацией, — запротестовала я. — Только шуму наделаем. Холод уже взялся за ручку. — Здесь написано — «аварийный выход». А ситуация— аварийная. Под вой сигнализации он вытащил меня за руку в дверь, Дойл мгновенно просочился за нами. Мы стояли на тротуаре под ярким солнцем, на теплом — но не жарком — калифорнийском ветерке. Дойл взял меня за другую руку и поволок дальше. — Пули летят далеко. Лучше рядом не стоять. Я попыталась высвободить руки, но с тем же успехом могла пытаться сломать наручники. — Я детектив. Что же это такое— утаскивать меня при первом намеке на опасность? — А мы твои телохранители — во-первых, во-вторых и в-третьих, — сказал Дойл. Я подогнула ноги, чтобы им пришлось меня отпустить, если не хотят тащить коленками по асфальту. Они остановились — ровно на то время, которое понадобилось Дойлу для команды: «На руки ее». Холод подхватил меня на руки и понес — подальше от полиции и возможных беспорядков с участием фейри. Свита Джильды вряд ли легко отнесется к аресту своей королевы, но что конкретно они могут сделать? — Ладно, — сказала я. — Все поняла. — В самом деле? — спросил Дойл, внезапно оказавшийся передо мной и Холодом. Он пристально на меня смотрел, и я почувствовала всю тяжесть его гнева сквозь темные стекла очков. — Не думаю, что поняла, или ты первая побежала бы в ту дверь. — Дойл… — начал было Холод. — Нет, — отрезал тот, наставляя палец на нас обоих. Как и с Люси, я почувствовала себя провинившимся ребенком, но нотация Дойла и даже палец этот очень уж зловещими казались при охватившем его гневе. — Что если бы ты нарвалась на пулю? Что если шальная пуля попала бы тебе в живот? Что если бы ты убила наших детей всего лишь тем, что отказалась убежать вовремя? Я не нашла ответа. Я просто молча на него глядела. Он был прав, конечно, прав, но… — Но я так не могу работать. — Да, не можешь, — сказал он. И тут у меня по щеке поползла слеза. — Вот плакать не надо — сказал он. За первой слезой покатилась вторая. Я боролась с желанием их вытереть. Дойл опустил руку и глубоко вздохнул: — Это нечестно. Не плачь. — Прости, я не хотела, и ты прав. Но я беременная, черт возьми, а не увечная! — Ты носишь в себе будущее Неблагого двора. — Он наклонился, обнимая меня поверх рук Холода, и вот уже они вдвоем смотрели на меня сверху, соприкасаясь лбами. — Ты и малыши слишком много значите, чтобы подвергать вас риску, Мередит. Я вытерла слезы, вдруг разозлившись на себя, что расплакалась. |
