Иногда, случалось, «забредали» к ним фазаны, и не раз какой-нибудь пирог из птицы выручал их, когда с деньгами было особенно туго. И все это добывал Нед. Нельзя было позволить, чтобы он оказался в работном доме, единственном месте, остававшемся для человека его возраста.
– Я молода, – твердила себе Кандида. – Как-нибудь справлюсь.
Добравшись до Гончарного рынка, увидев лошадей, направлявшихся в сторону ярмарки, услышав шум и суету самой ярмарки. Кандида почувствовала себя так, будто вела свою любимую лошадь на живодерню.
Несколько повозок с сеном были поставлены так, что образовывали более-менее правильный круг, внутри которого демонстрировались некоторые лошади. Других же водили снаружи. Немало было простых, беспородных животных, которых вел какой-нибудь темноглазый цыган или разгуливавший с праздным видом деревенский парень с соломинкой в зубах.
Были также лошади с красивыми попонами, расчесанными хвостами, дощечками с кличками, и восседали на них конюхи какого-нибудь местного сквайра в ливреях или, возможно, сыновья торговцев в начищенных башмаках и шикарных панталонах.
Воздух был наполнен гамом бесчисленных голосов, перемежавшихся громкими взрывами хохота тех, кто уже успел посетить местный кабачок, и воплями бегавших вокруг детей, еще больше веселившихся от возбуждения взрослых, царившего вокруг, то и дело чуть не попадавших под копыта и вертевшихся у всех под ногами. На какое-то мгновение Кандида растерялась. Единственное, чего ей хотелось, это развернуться и поехать домой, но тут она вспомнила, что ее дом больше ей не принадлежит. Он уже перешел в чужие руки, и завтра она должна покинуть его со своими скудными пожитками. Она испытала немалое облегчение, увидев Неда, который ждал ее возле входа на площадку.
– А вот и вы, мисс Кандида, – сказал он, подходя к ней и беря Пегаса за уздечку. – А я уже начал беспокоиться, как бы с вами чего не случилось.
– Я не могла торопиться, Нед, – честно ответила Кандида.
– Понимаю, мисс, – отозвался он. – Ну, слезайте. Я видел одного джентльмена, который, возможно, заинтересуется тем, что мы ему можем предложить; он уже купил двух или трех первоклассных лошадей.
– Да, да, бери Пегаса, – сказала Кандида, соскальзывая на землю.
Она вытянула руку, коснулась коня, и он тотчас же повернул к ней голову и потерся носом об ее шею – жест, который она так хорошо знала. Сил терпеть у нее больше не оставалось.
– Уведи его, Нед, – сказала она, и голос ее задрожал. – Я не могу смотреть, как он уходит от меня.
Она смешалась с толпой, ослепленная навернувшимися на глаза слезами. Ей не хотелось ни видеть, ни слышать, что происходит; Кандида знала лишь одно: она потеряла все, что когда-либо по-настоящему любила. Сначала мать, затем отец, а сейчас – Пегас. Они были для нее целым миром, и вот теперь ничего не осталось – ничего, кроме пустоты и отчаяния. Она только чувствовала, что хочет умереть, чтобы положить конец своим страданиям.
Сколько простояла там, обтекаемая толпой, не видя, не слыша, не чувствуя ничего, кроме своего страдания, она не помнила. Очнулась она, лишь увидев перед собой Неда.
– Он хочет купить его, мисс Кандида. Вам лучше всего пойти туда и поговорить с ним. Я запросил семьдесят пять гиней, и он согласился. Но, думаю, он даст и больше, когда увидит вас.
– Семьдесят пять гиней, – проговорила Кандида.
– Этого мало за Пегаса, – сказал Нед, – я надеялся на сотню. Подите поговорите с этим джентльменом, мисс Кандида.
– Хорошо, я поговорю с ним.
Она вдруг почувствовала, что если уж ей и приходится продавать Пегаса, то получить за него она должна соответствующую цену. |