- Отнюдь. Трижды звонила какая-то баба из Гамбурга, она аккредитована в Шёнёф при Пресс-центре, требует встречи, говорит, что ей известны причины, приведшие к преступлению... Прямо говорит, что Грацио убили, и утверждает, что ей известно, кому это было выгодно.

- Кому же?

- Она требует встречи и предметного разговора... Я отказываюсь... Грозит бабахнуть свою информацию...

- Ты знаешь ее фамилию?

Шор медленно поднял глаза на комиссара и кивнул.

- Как ее фамилия? - повторил свой вопрос комиссар.

- Кровс.

- Пригласи ее, не надо ссориться с прессой... Послу Гариваса я бы на твоем месте позвонил и попросил его назначить встречу... Ни о каком допросе речи не может быть...

- Хорошо.

- Как у покойника было с бабами?

- Как у всех...

- То есть?

- Имел двух-трех любовниц, с женой, Анжеликой фон Варецки, давно не живет... - Где она?

- В Торремолинос, это где-то в Испании...

- Тебе не кажется разумным слетать к ней?

- Оставленные жены всегда валят три короба на своего бывшего избранника, стоит ли брать в толк ее показания?

- А если она исключение?

- Бывшие жены не бывают исключениями. Тебе, как шефу, можно позволить себе иллюзии, а я живу грубой явью...

- Я женат вторым браком, Шор, и сохраняю с первой женой самые дружеские отношения...

Шор знал первую жену Матэна, слушал запись ее бесед с тем альфонсом, который спал у нее, когда сыновья уезжали на ферму, оставленную семье комиссаром; как же она говорила о бедняге, что несла - уши вянут! Наивная, святая простота; воистину, стареющие мужчины невероятно глупеют, самая глупая баба в сравнении с ними - Ларошфуко; в сравнении со мною тоже, поправил себя Шор, и я не юноша, пятьдесят четыре все-таки возраст, куда ни крути.

- Я понимаю, - сказал наконец Шор, - наверно, ты прав, я и первым-то браком не успел сочетаться, сплю со шлюхами, это дешевле, чем благоверная, никаких претензий, семь раз в месяц по пятьдесят франков. Коплю на гостиницу в Сен Морице...

Комиссар рассмеялся.

- Разве вам, евреям, надо копить? Обратись в свою общину, сразу соберут деньги, это нам, католикам, трудно жить... Ну, хорошо, вернемся к делу... Кому могло быть выгодно убийство, если это, как ты считаешь, действительно убийство?

- Черт его знает... Сегодня иду на биржу, надо посмотреть, как там. Что же касается меня, я патриот швейцарской конфедерации, в бога не верю, в синагоге не молюсь, акции не покупаю. Еще не научился продавать совесть... А на бирже началась игра... Через пятнадцать минут после того, как я вошел в номер покойника, его акции полетели вниз, кто-то греет на нем руки...

- Вечером или, в крайнем случае, завтра утром я бы попросил тебя рассказать мне, как прошел день.

Шор поднялся.

- О'кэй... Я свободен?

- От меня да, - улыбнулся комиссар, - но не от обстоятельств...

Джон Хоф был, как обычно, весел и резок в жестах (постоянно бил посуду в ресторанах, платил за убыток щедро, поэтому его приходу радовались и хозяева, и официанты; впрочем, он выбирал для деловых встреч маленькие ресторанчики, где официантов не было - хозяин готовил, хозяйка, дочь, сын или невестка обслуживали гостей, очень удобно, полная конспирация, времена крутые, клиентом дорожат).

- Месье Матэн, нас угощают сегодня оленем, ночью привезли с гор, стараются охотники Венгрии, у них на границе с Австрией замечательно отлаженные охотничьи хозяйства... Выпьете кампари? Или, как мы, грубые янки, виски жахнете?

- Немного виски со льдом, благодарю вас.

- Забегая вперед, хочу вас обрадовать: Жиго договорился с кубинцами и напрямую покупает у них самые роскошные сигары, так что я обещаю вам двадцать минут блаженства после кофе.

- Сегодня придется сократить, - ответил комиссар, - в связи с делом Грацио у меня совершенно нет времени, каждая минута на счету.