Он дал молодому человеку время опомниться. В комнате царил живописный беспорядок, её украшали театральные афиши и фотографии с автографами великих и знаменитых. Эшкрофт и Оливье очаровательно улыбались друг другу через кровать. Сама Глория улыбалась ему поверх обнажённого плеча, выступающего из глубоко декольтированного платья. Собственные фотографии Порсены пялились на неё через кровать.
— Я действительно рассказал полиции всё, о чём смог вспомнить, — сказал Порсена.
— Я хотел бы расспросить вас немного о другом. О её настроении в предыдущие несколько дней. И в тот самый день. Она ведь вела себя странно?
— Фактически, в нескольких аспектах. А как вы узнали? Я думал, что она рехнулась.
— Она, должно быть, была очень взволнована ролью в «Танцах до рассвета».
— Да уж конечно. Это был для неё уникальный шанс. Все жаждут уникального шанса. Но такое, знаете ли, выпадает только на короткий миг. Если бы критики разнесли её, то она вернулась бы к дверям агентства и вновь встала в конец очереди. Однако это ей ударило в голову. Она вообще не рассматривала подобную возможность. Непрерывно твердила, что будущее устроено, а когда я попытался заставить её назвать причину, она лишь сказала: «Подожди и увидишь».
— Мистер Порсена…
— О, зовите меня Ларри. Все так делают.
— Ларри, говорила ли она что-нибудь, из чего у вас создалось впечатление, даже намёк на впечатление, что она собирается… ну, бросить старых друзей, утвердившись на облаке славы?
— Вы имеете в виду, дать мне отставку ради кого-то более известного? Или, по крайней мере, кого-то из нашей среды? Естественно, я этого боялся. Она мне очень дорога, о Боже… Я не знаю, как обращаться к лорду. Просто Питер подойдёт?
— Подойдёт, но только в пределах этих четырёх стен.
— Хорошо, Питер, у нас не было того, что называют пылкой и безрассудной любовью. Просто очень хорошие друзья. С тех самых пор, как я в первый раз купил ей кофе в обеденный перерыв в колледже. Мы хорошо проводили время вместе, и у нас был своего рода договор. Вы — светский человек, я могу сказать вам вещи, которые не сказал бы полиции. Любой понимает, что девушке, живущей самостоятельно в Лондоне, может понадобиться сопровождающий. Но и молодому человеку в моём положении также полезно иметь подругу. Это выглядит лучше. Гасит определённые подозрения. Конечно, я боялся, что она бросит меня, — причём за неё боялся столько же, сколько за себя.
— Что вы подразумеваете под этим, Ларри?
— Ну, она была легкомысленной. Не вполне понимала, что это за жестокий мир. Вы встречали подобное: все к ней будут добры, никто не будет завидовать, жизнь — это увлекательная забава, а вовсе не изнурительная работа. Ошибка её родителей, если хотите знать моё мнение.
— Плохо воспитали?
— Слишком хорошо. Позволили ей думать, что вся вселенная вращается вокруг неё.
— В результате ей требовался защитник, и им были вы?
— Точно. Вы весьма быстро соображаете, Питер.
— Стараюсь изо всех сил. Тем не менее, вы сказали, что боялись, будто она может…
— Да нет, её понесло в противоположном направлении. Она говорила, что добьётся для меня хороших ролей, устроит нас обоих, и нам не придётся больше волноваться. Я подумал, что она рехнулась. Я продолжал твердить ей, что у неё пока что только одна роль. Не знаю, что вы думаете, Питер, но считаю, что даже у очень известных актрис, даже у Гертруды Лоуренс и Дороти Ламур нет такой власти. Я имею в виду, что, без сомнения, они могут позволить себе обедать или спать, если пожелают, с влиятельными людьми, но не думаю, что они принимают решения по кастингу. |