— Не может существовать никакой связи.

— Что возвращает нас к несчастному совпадению. Боюсь, связь существует. Но в настоящий момент скажи мне со своей женской интуицией, кто, муж или любовник, скорее использовал бы чрезмерную силу?

Харриет задумалась. Она подошла к окну и невидящим взглядом уставилась на улицу.

— Мне кажется, что это скорее был бы Харвелл, — сказала она. — У него в крови доминирование. Клод, независимо от того, что я могла бы сказать о нём, как о поэте, кажется довольно дефективным в том, что ты только что назвал мужественностью.

— В этом вся дьявольщина. Мы опять идём по кругу. Снова. Насколько дело касается подтверждения, кажется, что Харвелл говорит правду, а Эймери лжёт. Впору подозревать сговор между этой парочкой.

— Нет, — возразила Харриет. — Пока она была жива, их соперничество абсолютно не допускало ничего подобного, а как только она оказалась мертва, кто бы ни убил её, станет главным предметом ненависти для другого.

— Думаю, ты права. Придётся походить по кругу ещё немного.

— Ну, прежде, чем ты к этому приступишь, как насчёт небольшого кусочка добровольной англосаксонской радости? Вот я стою и без воротничка…

— Это как раз для меня. Никогда не мог штурмовать цитадель, как бы плохо она не была защищена. Единственное, что меня соблазняет, — это широко открытые ворота и трубы, призывающие войти.

— Ты один такой из всех мужчин?

— Ну, не совсем один. Но мы в меньшинстве. Я всегда был таким, что может подтвердить испорченный дядюшка Пол. Он расценивает это как слабость.

— Без сомнения, он с радостью со мной поделился бы. Но, думаю, я исследую это и без гида.

— И без каких-либо карт?

— Хватит набросков собственного изготовления. Какие трубы ты хотел бы услышать в качестве приглашения? Трубу Баха?

— Ты смогла бы справиться с обычной трубой?

— Да, — сказала она, — думаю, смогла бы.

Вскоре после завтрака неожиданно объявили о приходе месье Гастона Шаппареля.

— Я хочу доставить себе удовольствие, мадам, милорд, лично наблюдать эффект от своей работы.

Вслед за ним в комнату вошёл Мередит с большим плоским прямоугольным пакетом.

— Дорогой мой коллега, — сказал Питер, откладывая в сторону газету и вставая, чтобы приветствовать француза. — Не было никакой нужды. Мы сами приехали бы, чтобы забрать портрет.

— Наблюдение, которое я хочу сделать, лорд Питер, касается вас двоих одновременно. Если бы я просто послал сообщение, что портрет готов и можно его забрать, приехал бы кто-то один из вас — не мог же я приказать, чтобы вы явились оба. Я не Людовик XV.

— Жаль, — заметил его светлость. — Думаю, вы могли бы преуспеть.

Месье Шаппарель склонил голову.

— Так, куда нам его поставить? — спросил Питер. — Где лучше освещение?

— Может быть, ты попросишь Мередита положить пакет на стол и принести нам стул с высокой спинкой, чтобы опереть на неё портрет? — предложила Харриет.

— Будьте добры пока повернуться спиной, — попросил Шаппарель.

Питер с улыбкой повернулся к Харриет. Она заметила, что он волнуется, как маленький мальчик в предвкушении удовольствия.

— Пожалуйста, теперь смотрите, — провозгласил Шаппарель.