Изменить размер шрифта - +

     - Мы за свободу, - не особенно уверенно ответил внук.
     - А ваш этот... Президент или как там его?
     - Он... он тоже за свободу, - еще менее уверенно сообщил Келюс.
     - Стыдись! - отрезал дед. - Историк, а мелешь  чушь!  Это  гимназисты
были за "свободу", и то недолго! Сразу ставь вопрос - какой класс стоит  у
власти! Эти, твои... Они-то знают, да вам пока не говорят. Но тебе не грех
было подумать об этом раньше.
     - Ага! - загорелся внук. -  Лучше,  значит,  танки,  колхозы-совхозы,
Гулаг, Афганистан и ГПУ?
     - Еще не знаю, - мотнул  головой  Лунин-старший.  -  Пока  не  с  чем
сравнивать. Хотя могу догадываться. Трое уже  погибли.  Вас,  раненых,  по
сути, бросили. Мы своих раненых не бросали.
     - Нас не бросили, - вяло возразил Николай. -  К  нам  даже  Президент
заходил... и телевидение...
     - Бросили! - повторил старик. - Итак, снова победа на крови - как раз
то, в чем нас обвиняли. При штурме Зимнего  мы  потеряли  тоже  немного  -
шестерых. Лиха беда начало, Келюс! Безоружные люди против танков - красиво
и безопасно... тем, кто за их спинами. А вдовы и сироты - это не  впервой.
И хорошо, если те трое в  самом  деле  погибли  в  бою,  а  не  как-нибудь
иначе...
     Внук порывался возразить, но вдруг отчетливо  вспомнил  окровавленное
тело в синей куртке и промолчал.
     - Все! - заключил дед. - Переодеваться и отдыхать. Фроат, я  дам  вам
чистую рубашку, эту надо постирать. Я тоже полежу, не хочу быть  четвертым
в этом списке... победителей...
     Весь следующий день Лунин-внук отдыхал, стараясь поменьше  двигаться,
ограничив  свою  активность  телевизором  и  газетами.   Эйфория   победы,
захлестнувшая эфир, как ни странно, не очень радовала Келюса. Он  приписал
эти последствия контузии, заставляя себя не  думать  о  событиях  страшной
ночи и о  мрачных  пророчествах  деда.  Фрол  также  провел  весь  день  в
квартире, изрядно скучая и то  и  дело  порываясь  выйти  на  улицу.  Рана
полностью затянулась, оставив лишь розовое пятно  на  коже,  что  поразило
врача, вызванного старшим Луниным. Келюс также быстро поправлялся.  Травма
напоминала о себе лишь легким головокружением и слабостью.
     Ближе к вечеру деду позвонили по телефону.  Старик,  выслушав  чей-то
долгий рассказ, накинул пиджак и вышел, обещав  вернуться  через  полчаса.
Отсутствовал он, однако, больше двух часов, и Келюс начал уже волноваться,
вспоминая, захватил ли старик валидол. Но дед вернулся  внешне  спокойный,
пояснив, что был в гостях в соседнем подъезде. Пройдя в кабинет, он  долго
сидел за столом, о чем-то размышляя, затем позвал внука.
     - Келюс, - начал  он,  усаживая  Лунина-младшего  в  кресло.  -  Надо
поговорить.
     Николай взглянул на деда и  кивнул,  сообразив,  что  речь  пойдет  о
чем-то важном.
     - Я не  прошу  тебя  давать  честное  пионерское,  комсомольское  или
белогвардейское слово, - начал Николай Андреевич,  -  просто  если  мы  не
сохраним кое-что в секрете, могут быть неприятности.
Быстрый переход