«Хорошее лицо у него, не суетливое. — Майор захлопнул за собой дверь и, глянув на положение ступней противника, внутренне усмехнулся: — Ага похоже на карате, традиционное».
— Ну давай, сука. — Амбал с ненавистью смерил взглядом неказистого по сравнению с ним Шалаевского и, сжав огромные кулаки, занял позицию ожидания. — Ща мозги-то с говном вместе повыбью…
— Да ладно тебе. — Широко улыбнувшись, майор вдруг плюнул ему в глаза и сразу же нанес тяжелый лоу-кик в нижнюю треть бедра, полностью обездвижив ногу, с ходу добавил мыском сапога в промежность и завершил комбинацию дозированным ударом в челюсть, так, чтобы, ничего не сломав, просто вырубить. — Отдохни немного, родной.
Амбал тяжело грохнулся на бетонный пол, однако, будучи очень сильным, а главное, привычным к боли, пробыл в рауше совсем недолго и вскоре поднялся на ноги.
— Ну, сука, урою! — пообещал он.
Тем не менее нога его была никакая, а координация после удара в голову оставляла желать лучшего, поэтому, желая продлить удовольствие, Шалаевский швырнул ему стропорез:
— На, малахольный, только не порежься смотри, — и тут же, глянув на хват, расстроился — так держат нож дилетанты, не имеющие ни малейшего понятия о правильной работе с ним. Только переживал он зря. Амбал, оказавшись на деле далеко не лохом, и не подумал размахивать стропорезом, а, въехав с ходу, что нож «летучий», пакостно оскалился:
— Я тебя самого, гад, порежу. Писец пришел тебе, служивый. — Он сбросил предохранитель и, целя майору в горло, чертом попер на него. — Сейчас, сапог, сдохнешь!
— Стоять, стреляю! — крикнул старший лейтенант, распахнул дверь; щелкнув затвором, вскинул ствол, и в этот миг инстинкт заставил Шалаевского стремительно уйти вниз в сторону.
ф-р-р-р — пущенное с трех метров лезвие рассекло ему ухо и с силой врезалось в ограждение клетки, очередь из «стечкина» прошла впритирку над головой амбала, а майор, хрипя от ярости, уже дробил ему кадык и внутренне аплодировал: «Вот паскуда, чуть не угробил, паразит».
Грузно рухнуло на бетон бездыханное тело, загудели сервомоторы телекамер. Вытащив обойму, старший лейтенант выщелкнул из казенника патрон.
— Доигрались, блин, сейчас начальство пожалует.
— Ладно, не первый и, дай Бог, не последний.
Майору было наплевать, он подобрал влажное на ощупь лезвие, вытер его и, чтобы согнуть пружину, навалился всей тяжестью на рукоять.
— Слушай, а что сегодня на обед, не знаешь?
— Борщ, кура, рыба какая-то в желе, мне не понравилось. — Пожав плечами, лейтенант приложил ладонь к артерии амбала: — Готов, холодный; — И облизнул губы. — А вот пирог яблочный был ничего, с персиковым компотом.
Ответственный дежурный не заставил себя долго ждать.
Взглянув коротко на лейтенанта:
— Отразите все в рапорте, — он тяжело вздохнул и покосился с укоризной на майора. — Опять вы за свое! Ну ведь был же приказ работать с «куклами» бережно, а не устраивать гладиаторские бои. — И, придвинувшись, внезапно обрадовался: — А, вы ранены. Временно отстраняю вас от занятий в связи с необходимостью оказания медпомощи. Следуйте в санчасть. — И на прощание ехидно оскалился: — А сегодня незачет.
«Да и хрен с тобой! — Сплюнув, майор потрогал порезанное ухо и, плотоядно усмехнувшись, зачем-то понюхал выпачканные в крови пальцы. — Как там докторица поживает, не дозрела еще?»
— А, мы, значит, побрились неудачно? — (По случаю жары халат капитанша носила прямо на голое тело, а длинные, черные как смоль волосы заколола пучком на затылке. |