— Тебя мать зовет, — сообщил он.

— Зачем?

— Хочет, чтобы ты ей что-то принесла.

Он сделал шаг по направлению к ней. Ей пришлось отступить.

— Что именно?

Ее сердце гулко билось.

— То, что ей нужно.

Он приблизился еще на шаг.

Изо рта его разило перегаром.

— А что у тебя там под платьицем, малютка? — спросил он.

— Уйдите с дороги, — отчеканила она.

— Маленькие сисечки, ведь правда? — сказал он и потянулся к ней.

Лоретта инстинктивно оттолкнула его. Она хотела только одного — оказаться от него подальше, поскорее добраться до лестницы. В ее придуманном мире, в ее волшебном сверкающем королевстве, он сделал шаг в сторону — и в реальности тоже, — оступился и, потеряв равновесие, засеменил к краю крыши. В ее сказочном мире, где мужчины в смокингах беседовали с дамами в длинных переливающихся платьях, он дико взмахнул руками с испуганным видом, пытаясь удержаться, и полетел вниз. Только что он стоял здесь, резко очерченным силуэтом выделяясь на фоне огней моста Джорджа Вашингтона и побережья Джерси, и вмиг исчез.

В ее сказочном мире он падал молча. Без долгого, тянущегося за ним вопля, как в кино.

Словно ничего не произошло. Словно он исчез по мановению волшебной палочки.

Но это — в сказочном мире.

В реальной жизни он тут же восстановил равновесие и, оскалившись как раненый зверь, бросился на нее, рванул платье и вцепился руками в ее грудь. Лоретта колотила его кулаками, визжала и наконец вырвалась, единым духом сбежала по лестнице и выбежала на улицу, не пытаясь выяснить, чего же хочет ее мать. Потому что она сильно подозревала, что та хотела новую дозу крэка.

На улице, перейдя на шаг и прикрывая рукой разодранное платье, затерявшись в теплой ночи среди многоголосой толпы, Лоретта начала тихо плакать.

Роллинс знал, что практически невозможно завербовать кого-нибудь, на ком нет статьи. Никто не становится осведомителем, если ему не светит долгий-долгий срок. Известно: лучше спать с врагом, чем за решеткой. Поэтому он начал с того, что проверил по компьютеру, не случалось ли у кого-нибудь из них серьезных неладов с законом. Единственная, кто подвергалась аресту с последующим осуждением условно, была некто Уна Халлиган, оказавшаяся абсолютно роскошной рыжеволосой телкой двадцати с чем-то лет от роду. Он подкараулил ее, когда она вышла из здания корпорации «Тайм — Лайф» в десять минут шестого восемнадцатого мая, предъявил ей удостоверение и сказал:

— Добрый вечер. Детектив Роллинс. Могу ли я задать вам несколько вопросов?

Девушка удивленно посмотрела на него:

— Откуда вы меня знаете?

Роллинс объяснил, что ему еще утром показал ее смотритель дома, в котором она живет, но он не хотел тогда говорить с ней, поскольку она спешила на работу. Он надеется, что сейчас более подходящее время. Уна по-прежнему выглядела удивленной. Возможно, она гадала, как он узнал место ее работы, о котором смотритель не имел ни малейшего понятия. Однако Роллинс опередил ее вопросы и объяснил, что полиция расследует случай грабежа в соседнем доме. В связи с чем, не видела или не слышала ли она ничего подозрительного в ночь на четырнадцатое мая, то есть на прошлую пятницу. Разумеется, она ничего не видела и не слышала, но это было только необходимое вступление. Теперь он перешел к делу.

— Мисс Халлиган, — сказал он, — прошу извинить меня за подобные вопросы, но мне придется писать отчет, причем в трех экземплярах, — тут он со вздохом закатил глаза, — и мне понадобятся ваши ответы.

Уна торопилась на коктейль с мультимиллионером с биржи — по крайней мере, именно так он представился, — и ей вовсе не улыбалось терять время на замшелого детектива с его расследованием какого-то дурацкого ограбления, каких в ее районе случаются десятки, если не сотни.