Кроме того, главный окружной прокурор ни за что не позволит ему вести дело в суде. В противном случае защита получит редкостную возможность выставить его как человека, имеющего личную неприязнь к обвиняемому и действующего из соображений мести...

Разве не кажется вам, леди и джентльмены, что представленные вам свидетельства собраны не человеком, заинтересованным в торжестве правосудия, а жестоким и безжалостным фанатиком. Я прошу вас задуматься...

Нет.

Из-за угла показалась машина. Голубая «акура». Майкл дождался, пока ее фары не осветили бежевые ворота гаража, которые сразу же начали раздвигаться. Когда Фавиола завел «акуру» в гараж, Майкл уже дошел до середины улицы. Фавиола нажал кнопку, и ворота стали закрываться. И тут он понял, что рядом есть кто-то еще. Створка ворот едва не ударила его. Он увернулся и сжал кулаки, словно ожидая немедленного нападения.

— Кто здесь? — выкрикнул он.

— Помощник окружного прокурора Уэллес, — ответил Майкл.

Он ожидал увидеть мальчишку. Со старых фотографий в журнале «Пипл» смотрел хорошенький студентик, голос Фавиолы на пленках тоже звучал очень молодо. Но сейчас напротив него сидел мужчина. Красивый, да, и держащийся с самоуверенной раскованностью, какую может себе позволить только очень молодой человек, но в его опытных голубых глазах и насмешливо изогнутых уголках рта угадывалась зрелость. Наконец-то Майкл встретился с ним лицом к лицу и тотчас почувствовал, как в его душе закипает темная холодная ярость. Сознание того, что соблазнитель его жены оказался зрелым и опытным человеком, расчетливым сукиным сыном, отлично понимавшим все возможные последствия своих действий, оказалось совершенно невыносимым. Майкл хотел убить его. Только усилием воли он удержался от того, чтобы не вцепиться ему в глотку. Задушить негодяя, насладиться его предсмертным хрипом, посмотреть, как вылезут из орбит его глаза, и потом бросить серое безжизненное тело на толстый ковер, застилавший пол комнаты.

Они сидели друг против друга в парчовых креслах, посреди роскошно обставленной гостиной, освещенной только лампой с абажуром, что стояла на мраморном столе. Майкл пришел на встречу в своей обычной рабочей одежде — синий костюм, белая рубашка, темный галстук, темные носки, черные ботинки. Эндрю был в легких кремовых слаксах, голубом двубортном клубном пиджаке, голубых мокасинах и белоснежной рубашке с расстегнутым воротом. Он не сводил с Майкла удивленных глаз. Выпить он ему не предложил. Впрочем, Майкл и сам бы не согласился. Он пришел сюда, чтобы проиграть пленку. И заключить сделку с человеком, лишившим его жены.

Они сидели в полумраке и слушали запись.

Когда она закончилась, Эндрю встал, подошел к бару и налил себе выпить.

— Итак? — спросил он.

— Итак, вы отправляетесь в тюрьму, — сказал Майкл. — И за вами потянется весьма много народу.

— Тогда что вы здесь делаете?

— Я предлагаю сделку.

— Зачем? У вас есть ваша пленка...

— Не пленка, а золотая жила.

— Где у нее был спрятан микрофон?

— Какая разница?

— Думаю, никакой, — пожал плечами Эндрю.

Внезапно его вопрос приобрел новое значение.

Они занимались любовью в номере коннектикутской гостиницы. Она была голая, он был внутри нее. Так где же находился микрофон? Совершенно естественный вопрос.