Изменить размер шрифта - +
В школе он узнал про существование Ромки Тюпина по кличке Сушеный и про его бабушку по кличке Ром-баба. Тюпин ходил в первых друзьях Вязьметинова, и говорить с ним следовало немедля.

Но уроки кончились, школа тишала. Леденцов узнал домашний адрес Тюпина и пошел к нему пешком, благо жил тот в квартале от школы.

День заметно потускнел. И вроде бы не от темноты, а от какой-то мглы, опередившей закат и закоптившей небо. Опавшие листья, которые осенью в городе шелестят всюду, мягчили под ботинками панель; днем эти листья цвели под ногами, а теперь посерели, сливаясь с асфальтом. Но иногда виделись разлапистые пятна — листья клена, которых и сумраку не застелить, потому что они одного, яркого тона с его шевелюрой.

Леденцов вошел в парадное и уже поднялся на четвертый этаж, когда хлопнула дверь и мимо пронеслась длинная тощая фигура с мусорным ведром. Наверняка Сушеный.

— Рома Тюпин? Леденцов удержал его на обратном пути.

— Да. А что?

— Оденься-ка да выйди поговорить Я из милиции.

Тюпин повиновался бессловесно, ибо школу прошила молва что за Вязьметиновым приехала машина и увезла в неизвестном направлении; это «в неизвестном направлении» передавалось девочками вполголоса. Они спустились во двор и сели на скамейку пенсионеров под облетевшим и уже неопределимым кустом.

— Надо поговорить, как мужчина с мужчиной, — польстил подростку Леденцов.

— Можно, — солидно согласился Тюпин.

Леденцов начал, как учил капитан, издалека.

— В электронике волокешь?

— Нет, — удивился подросток.

— В механике?

— Тоже нет.

— А в космонавтике?

— Ну, читал…

— Слесаришь, столяришь?

— На уроках труда стругаем…

— Компьютер освоил?

— Нет еще.

— А в тяжелом роке или в диско сечешь?

— Цирк люблю.

— Эх, Рома, а мы на тебя надеялись…

— Я приемчики знаю, вспомнил Тюпин.

Оперативник помолчал, как бы сомневаясь, можно ли говорить с человеком, знающим лишь одни приемчики. В общении с подростками Леденцов испытывал некоторую двойственность: с одной стороны, он взрослый человек, работник уголовного розыска, представитель власти, а с другой, при его двадцати с небольшим годах да веселом характере, жила не признаваемая им мысль, что от подростков ушел он недалеко — и если ушел, то к взрослым крепко не пристал. Говорят, этот Сушеный поколачивает слабых. И второй, подростковый Леденцов с удовольствием бы отвлекся и поговорил бы с парнем о пользе силы, приемчиках и звании мужчины. Но первому, взрослому и оперуполномоченному, требовалась информация.

— А в чем надеялись? — не вытерпел Тюпин.

— Хотели помощи просить.

— Физической?

— Нет, духовной.

Подросток замешкался, сбитый непонятным характером помощи. И Леденцов помог.

— С Вязьметиновым дружите?

— С первого класса. А что Сашка сделал?

— Скоро узнаешь. И какой он мужик?

— Со знаком качества.

— Это хорошо, — одобрил Леденцов — Все о нем знаешь?

— Как про себя.

— А где он был, когда прогулял пять дней?

— Ходил…

— Куда?

— Секрет, что ли… А к академику Воскресенскому.

— Это тебе сам Вязьметинов сказал?

— И мне, и всем. Он к нему давно ходит.

Тьма скрыла лицо подростка, лишь слабый свет, падавший из окна первого этажа, белил его левую щеку.

Быстрый переход