— Не знаю когда, но поедем… Не беспокойся!

— Когда навестим Мустафу?

— Мы не только к Мустафе пойдем!

— К кому еще?

— К маленьким воришкам, которые сдирают свинцовые пластинки с куполов мечетей, потом пойдем к…

— Что замолчал?

— К моей мачехе!

— К мачехе? — изумилась Джеврие. — Да ведь это из-за нее ты попал в тюрьму!

Джевдет не ответил… Да, он обязательно навестит мачеху и даже шофера Адема.

Джеврие не опускала с него глаз.

Джевдет зевнул.

— Хочешь спать? — спросила она.

— Очень…

— Не выспался сегодня?

Джевдет чуть было не сказал: «Разве в „Перили Конаке“ можно выспаться?»

— Да, не выспался.

— Почему?

— Не знаю. Не спалось почему-то…

— Думал о большом пароходе?

— О многом…

Джеврие села на скамейку, поджав под себя ноги.

— Тогда ложись и спи. А голову клади мне на колени.

Джевдет лег на скамейку, положил голову ей на колени и сразу уснул.

Джеврие была счастлива. Она вообразила себя Ульфет, дочерью вожака цыганского табора Ресуля, у которого они с бабкой гостили возле Текирдага. Правда, она, Джеврие, еще маленькая, но вырастет и тоже станет такой, как Ульфет. К тому времени и у нее будет такой же возлюбленный, как Рамазан у Ульфет. И почему бы им не мог стать Джевдет-аби?

Она наклонилась, поцеловала черные завитки волос Джевдета.

Ульфет тоже так делала.

Вот бы никогда не расставаться с Джевдетом-аби! Ей не нужен никто: ни Кости, ни Хасан, ни Козявка, ни воришки, о которых рассказывал Джевдет-аби и которых она и в глаза-то никогда не видела. И уж, конечно, ей совсем нет дела до его мачехи и шофера Адема. Однажды, и это будет очень скоро, они сядут на большой пароход и уплывут далеко-далеко. И тогда уже Джевдет-аби будет только с ней и больше ни с кем!

Конечно, они, может быть, и не встретят в Америке плачущего мальчика, сына миллионера. И потом, разве можно поверить, что земля похожа на апельсин и вертится, как волчок? Но все равно она будет молчать и сделает вид, будто поверила. Ведь это говорит Джевдет-аби! А вдруг это правда? Они услышат плач мальчика и спасут его от кулаков уличных бродяг. Миллионер обрадуется. А когда узнает, что они турки, заплачет… Вот только как они поймут друг друга, ведь ни Джевдет, ни она не знают американского языка.

Это встревожило ее. В самом деле, подумал ли об этом Джевдет-аби?

А большой пароход в порту? Как они объяснятся с добрым капитаном, рыжебородым, с улыбающимися голубыми глазами и трубкой во рту? Все гяуры говорят как-то смешно: «фан-фин-фон», и понимают только тогда, когда им отвечают так же. А может быть, Джевдет-аби умеет говорить по-ихнему?

Джевдет проспал целых два часа, а когда проснулся, Джеврие сразу спросила его:

— Ты умеешь говорить по-гяурски?

— Что?

— Ведь добрый капитан не знает нашего языка. Как мы объясним ему, чего хотим?

Джевдету и в голову это не приходило. Он не мог припомнить, знали Жано и Яник английский язык или нет. Во всяком случае, все капитаны на свете должны знать турецкий!

— Капитаны знают турецкий, — выпалил он наконец.

Джеврие уже думала о другом: согласится Джевдет-аби жить сейчас у них или нет?

Она взяла его за руку.

— Ты что? — спросил Джевдет.

— Я хочу тебе что-то сказать.

— Говори!

— Только не сердись?

— Ну говори, говори!

— Не ночуй больше у Кости…

Джевдет отдернул руку.