д. Все эти особенности могут отразиться как на начертании отдельных букв… так и на ритме и темпе письма, на манере акцентировать и выделять при письме отдельные (например, первые) буквы, пользоваться подчеркиванием, росчерками и т. п.». И еще: «Самая мысль о том, что почерк находится в известном соответствии с индивидуальными особенностями пишущего и с его наличным психофизиологическим состоянием, несомненно, является совершенно правильной… Дальнейшее развитие графологии, очевидно, возможно только в направлении строго научного исследования влияний различных факторов на почерк и построения специальной объективной методики исследования почерков в целях диагностики психофизиологических особенностей как здоровой, так и больной личности».
Этим словам более тридцати лет, но «строго научного исследования», к которому призывали ученые, нет до сих пор. Последнее издание Большой советской энциклопедии (т. 12, 1952 г.) уделяет графологии 22 строчки, обзывая ее «лженаучной теорией». В новой Большой медицинской энциклопедии о графологии не говорится вовсе. Видно, дает себя знать сила инерции.
Пожалуй, к спорам вокруг графологии (термин этот, конечно, условен) не мешало бы вернуться. Вспомним, что лишь совсем недавно была «реабилитирована» кибернетика, которую долгие годы третировали как «реакционную буржуазную лженауку». Беспощадным атакам подвергалась телепатия — наука о передаче и восприятии на расстоянии сигналов человеческого мозга. Телепаты «проходили» по ведомству шаманов, хиромантов, гадальщиков на кофейной гуще. Теперь же создаются специальные лаборатории для исследования этого интереснейшего явления. В свое время начисто отрицали психотехнику, а сейчас она применяется для подготовки космонавтов.
Еще Виктор Гюго заметил, что «отбрасывать какое-либо явление, со смехом отворачиваться от него — это значит содействовать банкротству истины».
Вряд ли есть смысл со смехом отворачиваться от такого явления, как связь почерка с личностью пишущего. Надо лишь постигнуть ее закономерности, освободиться от всего наносного, вздорного, спекулятивного, чем засорили графологию ее несведущие или просто нечистоплотные «ратоборцы». И тогда перед нами откроются новые возможности в познании человека, в отыскании истины. И осуществится мечта Е. Ф. Буринского, который предрекал, что «раскопки в почерках могут дать не меньше исторического материала, чем раскопки в курганах».
Ясно, что разработкой этих вопросов должны заниматься не юристы, а психологи, физиологи, врачи. Криминалисты же возьмут на вооружение то, что будет с бесспорностью установлено в результате научных исследований.
А пока что криминалисты и без того вполне солидно оснащены могучим оружием науки, позволяющим раскрывать преступные тайны создателей всевозможных фальшивок и анонимок. Любители столь невеселых маскарадов все еще бродят по нашей земле. Хочется им сказать: «Напрасно стараетесь! Вас узнают и в масках!»
ЗА ДОБРО — ДОБРО
Когда я еще только готовился стать юристом и усердно штудировал законы допотопных царей, мой приятель, студент-историк, поставил меня однажды в тупик.
— Ты решил посвятить свою жизнь умирающей профессии, — сказал он. — Это глупо.
Мне стало обидно. Может быть, не оттого даже, что он так непочтительно отозвался о моей будущей работе, а которую я уже был искренне влюблен, сколько оттого, что раньше сам не подумал, какой одряхлевшей богине собрался служить. Сгоряча я стал спорить, хотя и понимал, что спорить не о чем. Ведь ясно же, что преступность рано или поздно обречена на уничтожение.
Парадоксально: чем лучше юристы работают, чем усерднее забивают все двери, дыры и щелочки для разных мошенников и проходимцев, тем меньше становится потребность в них самих. |