Что же касается пресловутых «свидетельниц» из женской тюрьмы в Манси, то обсуждать всерьёз их показания в какой-то степени даже неловко. Это вообще никакие не свидетели в юридическом понимании термина «свидетель» (т.е. лицо, которому известны значимые для суда и следствия обстоятельства). Все эти женщины слышали из уст Диль-Армстронг некие рассказы, причём сам факт того, что она говорила приписываемое ей, не имеет никаких объективных подтверждений (нет ни одной магнитофонной записи этих якобы многочасовых бесед). Все эти «свидетели» вполне могли оклеветать Марджори просто в силу того, что были несвободны в своём поведении: они являлись наркоманами (т.е. имели психологическую и физиологическую зависимость от наркотиков), а кроме того, уголовными преступниками (т.е. лицами, зависимыми от правоохранительных органов и ограниченными в своих гражданских правах). Тюремные осведомители вообще крайне плохие свидетели в суде по причине несвободы своего выбора: объективный судья всегда испытывает сильные подозрения относительно добровольности их показаний. А в данном случае мы видим, что сторона обвинения вытащила на суд в октябре 2010 г. аж семерых таких свидетелей (интересно, почему не семьдесят? Не может быть никаких сомнений в том, что Пиччинини при желании смог бы доставить в суд даже 70 таких свидетелей.).

Кстати, даже если считать, что все эти женщины были в своих утверждениях абсолютно и бескорыстно искренни и Марджори Диль-Армстронг действительно говорила всё то, что ей приписали, то даже такое допущение отнюдь не свидетельствует о действительной причастности Диль-Армстронг к инкриминируемому ей преступлению. Дело в том, что многие люди, оказавшиеся в тюремной среде, склонны позиционировать себя более «крутыми и опасными», нежели есть на самом деле. Они рассказывают о деяниях, которых не совершали, и преступлениях, которых никогда не было, с единственной целью – показать окружающим, что они опасны и их лучше не задевать. Можно сказать, что в данном случае мы видим нечто, что можно назвать «психологической мимикрией». Поведение это вряд ли следует считать оптимальным, оно скорее способно создать новые проблемы, но многие заключенные именно в нём видят выход из затруднительных положений, ибо слабость в уголовной среде непростительна. Поэтому нельзя исключать того, что Марджори Диль-Армстронг действительно говорила то, о чём рассказали в суде её тюремные товарки, но это вовсе не означает правдивости всех этих басен.

В связи с представлением в этом судебном процессе свидетелей из уголовной среды хочется провести вполне уместную параллель с событиями недавней отечественной истории. Многие из читателей помнят довольно громкие отечественные процессы по «делу ЮКОСа» – т.н. «дело Пичугина» и «дело Ходорковского, Лебедева, Крайнова». Их разбор по существу не входит в предмет настоящего очерка, однако упомянутые судебные процессы заслуживают быть упомянутыми здесь. Свидетелями обвинения в ходе этих судов фигурировали находившиеся под стражей Геннадий Цигельник и Евгений Решетников. Участие в суде лишённых свободы лиц вызвало возмущение на Западе, причём как юристов, так и журналистов. О том, что в России суды действуют неправовыми методами, не написал в 2007—2009 гг.