Между тем в каюте повисла оглушающая тишина. Виктор перевел дыхание. С удивлением и внезапно прихлынувшей на сердце радостью он обнаружил, что ни на кого из присутствующих слова Фелана не произвели особого впечатления. Виктор так привык к сплетням, умело подсовываемым обывателям слухам, скандальным видеороликам, смачно описывающим детали покушения на его мать, пропитанным прозрачными намеками, кто есть убийца, что никак не мог избавиться от ощущения постоянного, направленного на него укоряющего перста. Этот образ бередил душу. Отсюда и необыкновенная скрытность в общении с близкими друзьями, и превосходящая все разумные пределы осторожность в отношениях с Галеном, вдруг переименованным в Крэнстона… Впервые его поразила ошеломляющая мысль, что вся эта кампания представляла собой тщательно продуманный сценарий сокрытия тайны. Этот указующий перст, бередящий мысли,– цель остроумно разработанной интриги. Пусть Виктор поборется со своей совестью, пусть попытается докопаться до истины с помощью самых невероятных и экзотических операций, рождаемых в недрах его разведслужбы. Это то, что нужно преступнику в подобных условиях. Ведь истина лежит на поверхности, все об этом догадываются, просто щадят его чувства. Никто даже не удивился, услышав откровенное заявление Фелана. Для них всех – это аксиома, из которой надо исходить, а не таиться и пытаться в одиночку найти виновника, чье имя, оказывается, ни для кого не секрет.

Бред какой-то! Виктор встряхнул головой. Нет, в этом вопросе надо раз и навсегда разобраться. Только теперь перед ним открылась чудовищная ошибка, которую он, задумывающийся о непреходящей славе, об историческом величии, допустил в своих расчетах. Как неоперившийся юнец, как нашкодивший ученик, покуривающий тайком от родителей, он прятал сигарету в карман. Всем давным-давно известно, что он курит, из кармана пробивается дымок, а он все равно стоит на своем. Люди берегут его человеческое достоинство, его гордость, наконец, а он все долбит одно и то же – не курю, никогда не брал сигарету в рот.

Но если это так – Виктора взяла оторопь,– каким же чудовищем оказалась его сестренка! Этакое хладнокровное, хитрое, пронырливое существо с необъятным, неодолимым стремлением к власти. Принц как бы прозрел. Он вздохнул и спокойно спросил Фелана:

– Откуда ты можешь знать? Фелан бросил взгляд в сторону полковника Алларда:

– Дэн?.. Седоволосый наемник кивнул.

– Нам рассказал об этом отец Фелана, который собственными ушами слышал от вашей матушки, Виктор, что вы вели себя неправильно. Мелисса жаловалась вашему дяде, что вам следовало не упрашивать ее отречься от престола в вашу пользу, а просто взять силой то, что вам принадлежит по праву. У вас для этого было все, что нужно,– воля, согласие родителей, а вы, принц, начали тянуть волынку. Кроме того, ее смерть только разожгла бы антидэвионовские настроения в некоторых частях вашего государства. Теперь сложите все вместе, что получится? У вас не было необходимости убивать ее. Если бы вы объявили себя сувереном объединенного государства, она тут же – конечно соблюдая необходимые в таком деликатном деле приличия и нормы – санкционировала ваши действия. Простите, принц, лично я не понимаю, почему вы медлили? Ладно, это вопрос второй. Теперь рассудите, кому была выгодна затяжка времени, ваша нерешительность – вернее, витание в облаках? Вы должны простить меня, принц, за такие слова, мы же все-таки родственники. Я ваш дядя, хотя и двоюродный…

Виктор вскинул голову, оглядел присутствующих.

– Вы действительно не верили, что я убил ее? Кай не выдержал, попытался вскочить, потом опомнился – в кругу особ голубой крови не принято бурно выражать свои чувства.