Она замолчала ненадолго, потом улыбнулась каким‑то своим мыслям, но улыбка вышла печальной.

– Когда я жаловалась, она говорила: «Ты счастливая, если знаешь, что у тебя болит, по крайней мере понятно, к чему прикладывать силы». Кармен почти всю жизнь испытывала какое‑то беспокойство, какую‑то непонятную тоску. Когда она в нее погружалась, то могла только писать.

– И все‑таки откуда эта тоска?

– От одиночества. Никогда не встречала более одинокого существа.

Спустились сумерки, предвестники ночи, последние спокойные и светлые мгновения для всех одиноких, которых столько рассеяно по нашей земле, но тьма неотвратимо приближается, напоминая о вынесенном им приговоре.

– В то время она жила с одним колумбийцем, да? Вы, конечно, знали Луиса Бенитеса.

В выражении лица Джилл что‑то изменилось, оно стало более жестким, и хотя ответ не заставил себя ждать, я почувствовала, как она насторожилась.

– Разумеется.

– Вы жили в этом доме в Койоакане, когда познакомились с ним?

– Да, он тоже снимал там комнату.

– Простите, Джилл, но… почему вы встревожились, когда речь зашла о нем?

– Потому что если вы меня об этом спрашиваете, значит, согласны с теориями Томаса.

– Я не могу быть ни с чем согласна, поскольку веду это дело только со вчерашнего дня. Я просто пытаюсь выяснить, что для вашей подруги было важным в жизни.

– У Кармен, как вы уже, наверное, знаете, было много увлечений. Луис был одним из них.

Я попыталась поставить себя на ее место: если бы кто‑то расследовал жизнь моей лучшей подруги, возможно, и я одни темы обсуждала бы с удовольствием, другие нет, а наиболее темные стороны вообще постаралась бы обойти. Главное – не обращать внимания на этот нарочито холодный тон. Хотя речь Джилл оставалась вежливо‑правильной и монотонной, я уловила в ней легкое волнение.

– Вы не знаете, когда они виделись в последний раз? – не отступала я. К черту сдержанность и всякое там миндальничанье, в конце концов, я на работе.

– Не знаю. Кармен уехала из Мексики лет десять или девять назад, не важно. Важно, что это уже не та близкая подруга, которая спит рядом, в соседней комнате. Я вернулась в Сан‑Франциско, мы стали жить в разных странах. Почему вы решили, что я могу быть в курсе?

– Ну, когда вы встречались, вы ведь, наверное, разговаривали… рассказывали о своей жизни, делились новостями, как все подруги… разве не так?

– Так, но она не говорила мне о Луисе. Не знаю, виделась ли она с ним.

– А если бы у нее был любовник, вы бы знали?

– Возможно. Но вам не сказала бы.

Ну что ж, мне нравятся люди, которым наплевать на приличия, таких немного. Она выполняет свою задачу, я – свою.

– А кто‑нибудь еще может знать?

– Сомневаюсь, – ответила она, помедлив, будто действительно что‑то вспоминала.

– Когда вы в последний раз видели Кармен?

– Четыре месяца назад. За два месяца до того, как она исчезла.

– А в Майами вы не виделись?

Она смотрит на меня слегка презрительно, и это забавно.

– От Флориды до Калифорнии очень далеко, разве вы не знаете?

– И какой она вам показалась тогда, четыре месяца назад?

– Как всегда.

– Никаких признаков того, что случилось что‑то необычное?

– Никаких.

– Можем мы в таком случае вернуться к Луису Бенитесу?

– Не стоит… Мне кажется, это глупость – думать, будто ее похитила герилья.